Абрахам Меррит - Мир приключений, 1929 № 03-04

Прошло некоторое время. Элдриг так был занят разрешением своей задачи, что не заметил приближения ночи. Небо пылало тусклым пламенем умирающих в печи углей. Темные тона ночи поползли по небосводу. Звезды зажигали свои лампочки. Робкая золотая луна выглянула из-за края восточного горизонта. Элдриг вдруг заметил этот переход дня в ночь и в это время его осенило разрешение задачи. Почему не подумал он об этом прежде?

Иллюзия была расстройством зрения, последствием ослепительного блеска солнца. Значит, темнота исправит это. Если глаза его отдохнут за ночь и он, быть может, хоть немножко заснет, утром его зрение будет нормальным. Но он не должен до рассвета приближаться к боченку с водой. Возвращение иллюзии может помешать его выздоровлению. Воздух будет немножко посвежее. Э го поможет ему перенести ожидавшие его часы мучительной жажды.

Как здраво мыслил его мозг.

Элдриг охватил измученную голову руками и сжал ее изо всех сил. Он закрыл глаза. Он ждал.

Луна выплыла в бесконечную пустоту ночи, как золотой корабль в багряное море. Прошел час. Воздух стал прохладнее, только немного прохладнее. Воздух был как внутренность печи, огни которой были затушены на ночь. В воздухе чувствовалась какая-то напряженность.

Элдриг все ждал. Он вздрагивал по временам и стонал. Казалось невозможным, чтобы так продолжалось. Но он все-таки ждал. Он сам не знал, чего он ждет.

Элдриг, вероятно, немного заснул под утро.

Он ощутил красноватый свет на востоке. Потом перевернутая чаша небосвода стала светлеть. Кроваво-красное солнце выползло из-за горизонта, как китайский дракон, являющийся на празднество. Элдриг нашел, что реальность нового дня гораздо отвратительнее кошмара, от которого он проснулся. День этот будет повторением десяти предыдущих дней. Тихий плеск волн о борт лодки; ритмическое поднятие и опускание лодки; небо, похожее на внутренность раскаленного медного колокола. Зной солнца…

Элдриг устремил глаза на боченок посреди лодки. В нем была вода, а вода — это жизнь. Нужно было только пробраться к боченку и взять его. Но бесжалостный белый свет дня поколебал его уверенность в то, что поддерживало его всю эту ужасную ночь, — в то, что утром зрение его снова будет нормальным. Ему было страшно, он чувствовал, что если иллюзия снова появится, он не в силах будет сделать новую попытку.　

Измученный жаждой, он продолжал сидеть на носу лодки. Его глаза с покрасневшими веками были устремлены на боченок. Язык его высовывался изо рта, на раскрытых губах было немножко пены. Щеки его были бескровны и провалились.　

Когда солнце поднялось над горизонтом и на глаза Элдрига легли косые полосы зноя, перед ним встали видения горных потоков, мчащихся в прохладные ущелья, звенящих ручейков, тихих озер, обрамленных высоким тростником… Он видел себя идущим по горло в ароматной воде.

В боченке была вода. Она будет нектаром для его пересохшего горла. Он должен взять эту воду! Одвика нет! И все же…

С криком, который он напрасно старался подавить, Элдриг закрыл глаза и стал бить себя руками в грудь. Этими умными, опытными руками, которые могли вести лезвие вдоль волоска, отделявшего жизнь человека от смерти. Огромным усилием он снова забрал себя в руки. Что бы ни случилось, главенствовать должен его ясный разум. Фраза эта имела успокоительное действие. Ах, так будет лучше. Вот он опять владеет собой.

Он должен достать воду. Шаг за шагом он снова двинулся к центру лодки. Все его горящее тело облил холодный пот. Ужас заставлял его вернуться, но воля двигала вперед его дрожащие ноги. Еще два шага…

Его там не было!

С губ Элдрига сорвался крик. Он был возрожден. Он протянул руки, схватил ими боченок и торжествующе выпрямился. Он победил. Он будет жить. Восторжествовал его здоровый разум. Здоровый… здоровый… аах!

Он остановился. Сердце его похолодело. Он встряхнул боченок. Лицо его стало мертвенно-бледно. Он смотрел на место, где должна была быть втулка. Ее там не было. Не было. Она лежала на дне лодки.

Крик поднялся к его губам. Но крик этот никогда не прозвучал. Что-то сорвалось в его голове, в его ясной голове. Потом жизнь покинула его и, все еще держа в руках боченок, он упал через борт лодки.

Блеснули плавники рыб. Вода слегка покраснела.

Матрос Одвнк потер глаза и кивнул головой.

— Вот и конец ему! Да и лучше так-то! Совсем спятил. Ткнул ножом в боченок, а потом махал руками будто бросал что-то акулам. Смотреть было тошно. Этим белоручкам лучше сидеть по домам, никуда они не годятся. Мир-то вертят эти волосатые руки, уж поверьте Ральфу Одвику. Он знает!