Эрнст Бутин - Золотой огонь Югры [Повесть]

— Вот, вочирем, меми пупи ингх! [10] — Желчь, сало медведя ( хант. ). — сунул растерявшимся чоновцам два берестяных туеска. — Ермейку мазать надо… — Торопливо забросил руки за спину, принялся показывать, что следует натирать спину, и даже зажмурился, изображая блаженство. — Ермейка хорошо будет!

Фролов подхватил его под мышки, вскинул над бортом, усадил рядом с Арчевым. Антошка, обомлевший от стремительного полета, смолк, вытаращил глаза, но как только оказался на скамье, отшатнулся от соседа. Рванулся, пытаясь выпрыгнуть из шлюпки.

— Прости, не подумал, — Фролов прижал мальчика к себе, погладил по голове. — Извини… А на берег тебе не стоит. Ну что ты там один делать будешь? — Наклонился к Антошке, посмотрел ему в глаза. — Поехали с нами?.. Станешь за другом — или кто он тебе, брат? — ухаживать. Мы лечить его будем, а ты помогать. Хочешь?

Антошка, соглашаясь, быстро и сильно закивал.

— Ну вот и договорились, — Фролов опять высоко поднял его, передал гребцам, те — чоновцам, которые на носу придерживали за плечи Еремея. — Кстати, как звать-то тебя?

— Антошка Сардаков, — скороговоркой отозвался мальчик, опустившись на корточки перед Еремеем и заглядывая ему в лицо. — А он — Еремей Сатар! — пояснил с гордостью. — Его дед — Большой Ефрем-ики.

— Внук Ефрема Сатарова? — Фролов удивленно посмотрел на Еремея, потом — изучающе — на Арчева.

Шлюпка скользнула вдоль низкого борта «Советогора», на котором слитным пятном шевелились те, кто были оставлены в резерве. Они, вцепившись в короткий трап, спустились к самой воде, склонились через фальшборт, радостно встречая прибывших. Но те на веселье не откликнулись. Молча подняли Еремея, молча протянули его вверх. И сразу угасло оживление на палубе. Еремея приняли, сомкнулись над ним плотной массой, которая тут же отхлынула от борта.

Антошка подхватил туески, взлетел по трапу и бросился вслед за уносившими Еремея.

Те прогромыхали по железным ступеням, которые вели неглубоко вниз, в глубь парохода. Протопали по неширокому коридору, освещенному керосиновым фонарем под потолком. Девушка в красной косынке, которая шла впереди, распахнула, последнюю, самую дальнюю в коридоре дверь.

Антошка, расталкивая бойцов, шмыгнул в эту дверь, притаился за изголовьем узкой кровати, на которую положили лицом вниз Еремея, и настороженно огляделся: еще одна кровать у другой стены, кожаная лежанка, русский рукомойник, рядом шкаф, второй, белый шкафчик над столом у круглого окошка, тут же — портрет самого главного советского начальника, такой же, какой показывал Сардаковым Ефрем-ики.

— Ну, чего столпились?! Видите, мальчику и так дышать нечем!

Девушка в красной косынке, раскинув руки, принялась вытеснять в коридор бойцов.

— Может, надо чего для мальчонки, а? — чоновцы, отступая под напором девушки, просительно смотрели на нее. — Ты, Люся, только скажи…

— Надо лишь одно — чтобы вы не мешали! Хотя нет, принесите ведро горячей воды!

— Воды… Кипятку для остячонка! Живо! — донеслось из коридора, и сразу же послышался беспорядочный удаляющийся топот.

— Ну, чего стоишь? — удивилась Люся, повернувшись к Антошке. — Сними с него одежду, — показала взглядом на Еремея. Быстро подошла к белому шкафчику, открыла дверцу, стала вынимать и выставлять на стол склянки с мазями, жидкостями, раскладывать бинты, корпию. — Не понял?.. Ярнасал илы вые! Паста вые! Тунгымтэ? [11] — Сними с него одежду! Побыстрей! Понял? ( хант .).

— Тунгымтэ… — Антошка поставил на краешек стола туески, которые прижимал к груди. Объяснил: — Вот вочирем, пупи ингк. — Опустил голову, глянул на девушку исподлобья. С трудом подбирая слова, сказал по-русски, уверенный, что так его лучше поймут. — Я боюсь снять Ермейка рубаху. Ермейка больно будет.

— Ах да… Какая же я стала!.. — Люся виновато улыбнулась. — Надо дождаться воды… Посиди пока.

Не успел Антошка присесть на лежанку, как в дверь робко постучали.

Антошка подскочил к двери, распахнул. Увидел бойца с ведром, чоновцев, а в просвете между ними — Арчева, который шел под конвоем в глубине коридора. Но на него Антошка глянул рассеянно — некогда! Схватил двумя руками дужку ведра и, приседая от тяжести, отворачивая от пара лицо, засеменил к койке Еремея.

Арчев тоже заметил мелькнувшего проводника и хотел было остановиться, чтобы послушать, что говорят о здоровье внука Ефрема Сатарова чоновцы, но один конвоир уже открыл дверь в каюту капитана, а другой несильно подтолкнул Арчева в спину.