Д. Панков - Мир приключений, 1927 № 12

Это говорит мать (сам я помню ложу еле-еле, то ли у меня была, то ли нет).

А дальше запомнилось на век вот что.

Первым запомнилось одеяло. Яркое, сшитое из разноцветнейших лоскутов, оно — как бы эмблема моего детства.

Вот:

Я нашел маленький, складной нож, сделанный из косы. Он, вероятно, пролежал зиму и весну — сильно заржавел. Обрадованный находкой, я схватил его, но тут же бросил.

Кто научил меня суеверью? Будто: нож поднимешь, рука отсохнет…

(Теперь-то мне понятен великий смысл этого поверья).

Потом в воспоминанье вмешался отец:

Я знал, если в пыльную завитушку вихря воткнуть нож (в землю), то он будет в крови — «врага, де, зарежешь». Как получилось — не помню. Должно, я рассказал отцу. Только, однажды, вихрило на улице и отец предложил мне, подавая сапожный нож (он из первых — сапожник по селу):

— На, поди и воткни!

Я послушался.

… Вспоминаю и иной клочек детства:

Мать и отец шепчутся. Мы с сестренкой лежим на полу. Я до боли в ушах прислушиваюсь, дерзая узнать секрет родительский:

— А их на кого оставишь? — мать о нас.

Отец гудит громко, но невнятно.

Я чего-то жду. Глухая темь. В окнах звонко бьются мухи…

Вдруг ночь багровеет, полная заревом. Жутко, задыхаясь, лает набат… Загорелись княжьи (кн. Трубецкого) риги.

В то время мне было пять, а родился в 1900.

И другой клочек из той же материи:

В Ряжске площадь у тюрьмы большая. Сижу на телеге. Сухощеная «гнедуха» жует сухую, колкую траву — вику. Во рту у ней шуршит и я думаю: «почему Гнедухе дают овес только в яровой сев»? Но подходит мать, плачет, словно спешит выплакаться перед «свиданьем» (слез он не любит, отец).

В одеяле было много красных лоскутов, а в детстве — вот таких.

… Стражники вот тоже, приезжали — проныры. Глядеть на них — нарядные, а кулаки так и сучат…

Эх! Один раз хотели мы их… с дядей Андреем (в те поры ему 8 было). В амбаре мы их решили, и спички у нас имелись… Не испугайся мы к амбару подойти — сгореть бы стражникам!

Вероятно, поэтому с 1918 я «сочувствующий», а с 1920 — член ВКП(б).

Остальное, если теперь взглянуть, все хорошо.

Окончил Ряженую гимназию бесплатно (так ни гроша и не заплатил!). Да и детство вовсе не плохое. По крайней мере, когда мы наступали на «Павловку», или на «Самарино» — я жалел, что мне 19.

С 1920 моя история — история партийца-активиста «губмасштаба». Одинаковая со всеми

Теперь — пишу. Пописывал изредка и раньше. Изредка. Лет, эдак, в пятнадцать, «романище» в две тетради написал. Правда, «критик» (мой однокашник) разделал меня «под орех»: назвал Салтыковским Дон Кихотом, а коня, Моро (на нем я скакал в романе по буйно расцветшему лугу) окрестил наисквернейшей клячей.

Зато словеснице Пушкаревой, в гимназии, «роман» понравился.

Рассказ «Зуб за зуб» писал в Красноярске. Это — мое вступление в литературу.

В 27 году приготовил к печати роман «Поганая застава». В нем, на фоне туго, но верно перестраивающейся деревни, изображено хулиганство, использовываемое кулачеством.

Над ним работал 10–11 месяцев. Роман полежит еще с месяц. Пусть «отлежится» перед окончательной шлифовкой.

Сейчас работаю над другим романом, из эпохи комбедов. В нем: буйный расцвет эсерствующей части деревни и бесплодная ее суть. Назвал пока «Пустоцвет».

Читаю много, но страшно бессистемно.

Пишу почти каждый вечер (уж очень много заседаний!). Не брезгаю написать, иногда, даже полстранички.

«Яд» литературный тоже попробовал: В 1924 сунулся к работнику «ГИЗ‘а» т. Федорову с рассказом. Сказал: «Язык у тебя не затасканный, но…».

Вот тогда я и решил обойтись без этого «но».

Попробую!.. Надо работать!

Рязань.

автор рассказа «Золото»,

получивший 4-ю премию.

Родился в Тамбовской губернии. В 1905 году, пятнадцатилетним мальчиком, по предложению знаменитого в те времена губернатора Н. П. Муратова, принужден был покинуть родные края и с той поры веду бродячий образ жизни, нигде подолгу не засиживаясь. Жил в б. Прибалтийском крае, где кончил политехникум, был за границей, служил в английском и французском флотах, совершил кругосветное плавание. Между прочим плавал на французском бриге «Nord», откуда, должно быть, и взял псевдоним. Жил в Сибири, на Дальнем Востоке, на Урале; теперь собираюсь пожить на Кавказе. Окраины почему-то всегда тянули меня.