Д. Панков - Мир приключений, 1927 № 12

Паника ширилась. Бежали из домов, где оказывался умерший «залепленный», отказывались их убирать. Отовсюду несся плач, кряки отчаяния. Возникали маленькие бунты, усмирять которые призывались войска. Очень часто во главе бунтующих стояли женщины и дети, неистово требовавшие от властей, чтобы их мужей, братьев или сыновей немедленно освобождали от ассепсанптаса. Медленность прививок объясняли нераспорядительностью, тем, что докторам на «больных» хочется заработать, и тем, что первыми пускают генералов, а не простых солдат.

На дезассепсе возникла спекуляция. Спекулянты поджидали у дверей амбулатории «привитых» и за огромные деньги предлагали им уступить баночку с жидкостью. Продавших дезассепс обещали снова устроить в очередь.

Появились продавцы фальсифицированной жидкости. Но, обыкновенно, после того, как фальсификация раскрывалась, обманщиков жестоко избивали. Бывали случаи и ограбления обладателей дезассепса целой шайкой каких нибудь родственников облепленного, дни которого были сочтены.

Открывались специальные лавочки для продажи средства от липучки, полученного тем или иным путем. Дезассепс крали непосредственно и у Бетье, часто тут же, в амбулатории, из-под рук.

Время от времени к химику врывался «больной» и говорил, что его обманули, что порция жидкости, данная ему, оказывалась никуда негодной, и просил новой порции.

Жибраму все время докладывали о положении «облепленных». Докладывали против его воли, с целью вынудить на изготовление большего количества жидкости и раздачи ее без инъекции. Его это всегда приводило в раздражение, и он стереотипно говорил:

— Получит тот, кому сделано вливание. И ни склянки больше. Война может и должна быть уничтожена с корнем!

— Но ведь вы не успеете прививку сделать всем. Ведь вас ожидают миллионы. Посмотрите — начинается повальная смерть! Тысячи умирают от удушения!

— Я в этом не виноват: пусть мне помогают ваши ученые. Разве я их не брался учить, как прививать? А где они? С другой стороны — продлись война — разве людей не умерло бы те же миллионы? А здесь они живы и получают инъекцию.

— Но они не живы, они умирают…

— Я прошу вас, — резко обрывал Бетье, — прекратить разговор. Вы отнимаете у меня время и силы, а я за этот промежуток уже пропустил бы десяток человек…

От него отходили мрачные, раздраженные его упорством.

А он работал, не покладая рук, хотя организм его держался одним нервным возбуждением. Ему хотелось отдохнуть, заснуть, но разве он мог позволить себе сон, когда так много работы, когда он у цели и когда ее окончательное достижение зависило от того, успеет ли он пропустить через свои руки всех «больных». Ведь, он боролся с войной, и вот этими точками, что он отмечал на черепах «облипших», он наносил ей смертельный удар! И имел ли он право именно сейчас растрачивать свое время на глупый сон и без образную еду!

В обоих государствах царило возбуждение. Бетье перепутал в них жизнь. Его липучка заслонила собою все: она стала центром внимания парламентов, научных обществ, семейных бесед, уличной жизни, даже театров, даже кабарэ. О ней читались лекции, ее громили с церковных кафедр, изучали в лабораториях, о ней говорили и столетние старики, и трехлетние дети. И возбуждение росло. Вздымался кверху огромный вал раздражения и злобы.

ОДНАЖДЫ утром, когда поглощенный работой химик ничего не замечал, он вдруг очнулся, потому что его кто-то усиленно тряс за рукав.

— М-сье, вас просят туда… на балкон… народ вызывает.

— Какой народ? Ведь, я же просил меня не беспокоить. Вы же сами торопите меня с прививкой!

— Но это, м-сье, исключительный случай. Вот вы выйдите, на минуту…

Бетье вышел на балкон. Одну сторону улицы, начиная от дверей, занимал хвост облепленных, а другую — огромная процессия детей. И как только он появился, детская толпа закричала сначала:

— Да здравствует Бетье! А потом на стул взобрался мальчик лет двенадцати и произнес с чьих-то слов заученную речь:

— М-сье Жибрам! Мы — дети наших отцов, умирающих от липучки. Они не дождутся своей очереди и умрут. Мы останемся сиротами после них. Мы очень просим вас дать нашим родителям и братьям по склянке дезассепса, а вливание капель в мозги они обязываются сделать потом, как только вы им прикажете притти! Просим вас со слезами!

И дети упали на колени и стали плакать. Бетье стал красен, как кирпич. Ничего не сказав, он ушел с балкона и хлопнул дверью.