Анна Мария Роу - Тебе не поймать меня

– Для призрачного он весьма материален! – зеленые глаза потемнели. Джеремайя забрал камень из стакана и даже не вытерев насухо спрятал его в карман сюртука. – Еще что-нибудь вы мне можете сообщить?

– Увы, нет! – развел руками пожилой джентльмен. – Профессиональная этика. Вам ли не понимать!

– Не хотите помочь?

– Не-а! – по мальчишечьи улыбнулся ювелир.

– А может вы поможете мне? – я робко улыбнулась и сложила руки в умоляющем жесте. – Дело напрямую касается моей семьи! Пожалуйста, скажите, что вы знаете!

Мужчина заколебался. А потом отрицательно мотнул головой:

– Леди Изабелла, при всем к вам уважении… Нет. Что-нибудь еще, господа?

Мы раскланялись и вышли из мастерской. Маг шумно вздохнул и прошипел про себя что-то нецензурное.

– Вы знакомы с господином ювелиром?

– Ювелиром, говорите? – мрачно усмехнулся мужчина. – Да он лучший артефакторщик Люнденвика. С чего это его сюда на пенсию понесло? И случайно ли меня отправили именно в ваш городок в отпуск…

– У вас паранойя, граф!

– Знаю, это профессиональное заболевание.

Когда дверной колокольчик прощально звякнул, провожая незваных покупателей, мастер Спенсер достал из-под прилавка телефонный аппарат, набрал нехитрый номер и подождал несколько гудков.

– Госпожа Конорс? – обрадовался он, когда трубку на том конце провода наконец-то подняли. – Вы просили сообщить, если граф заинтересуется…

Поговорив несколько минут, ювелир отставил телефон, побарабанил пальцами по отполированной столешнице, а затем вновь поднял трубку и набрал новый номер:

– Господин Шепард? Как вы и просили: кольца у графа и его леди. Да, они ни о чем не догадываются.

– И меня очень беспокоит, что некоторые мои воспитанницы… – речь матери Агаты была сладкой, как ее чай. Чувствовалось, она действительно переживает за свое дело, горит им, беспокоится за девочек. – Мы столько сил вкладываем, чтобы привить им строгие нравственные нормы! И сердце кровью обливается, когда узнаешь…

– Вы с каждой вашей бывшей воспитанницей поддерживаете отношения? – внимательный взгляд, в меру лести в голосе. Его Сиятельство мог бы гордиться своей ученицей. От него я получила не только сведения о судьбе сироток из приюта при монастыре святой Елены, но и инструктаж, как себя вести.

– Насколько возможно, – круглое лицо настоятельницы осветилось скромной улыбкой.

– До меня дошли слухи, что многие ваши девочки занимаются творчеством, стали писательницами женских романов. Моя сестра даже является поклонницей одной из них. Простите, не могу вспомнить ее имени. Но благотворительному комитету это может не понравиться! Ибо вместо послушных тружениц и заботливых жен из ваших стен выходят яркие и неординарные художницы, натурщицы и поэтессы!

Монахиня укоризненно покачала головой и добавила в мою чашку еще воды. Подвинуть тарелочку с печеньем тоже не забыла.

– Вы же понимаете, что Небо всем даёт право на ошибки. Наша ответственность посеять в их душах семена добра. Но мы не можем выбрать за них жизненный путь.

– А ваши воспитательницы!? – играть так играть. Что еще странного было в монастыре? Все упомянем, все приплетем. – Не слишком ли они красивы? Как неокрепшие умы девочек воспримут столь явное проявление физической красоты?

По пути в кабинет матери-настоятельницы в монастырском дворе я видела, как одна очень красивая девушка проводила занятие по природоведению для девочек. Стало немного завидно: и ее неземному очарованию, и тому восхищению, с которым внимали ей маленькие слушательницы.

– Мы были вынуждены взять нескольких преподавательниц из числа мирянок. Угощайтесь печеньем, леди Уильярд. Оно невероятно вкусное.

Из вежливости я откусила кусочек от хрупкого кружочка.

– Но почему не госпожа Конорс? Она ведь учительница в городской школе! Или не леди Куинси? Она плетет великолепное кружево! А еще дамы из благотворительного комитета волнуются, насколько благожелательны будут ваши воспитанницы к власти. У вас нет ни одного мага!

– Даже более скажу: ни один маг не может проникнуть в эти стены! – женщина отставила от себя чашку и сложила руки на груди. – Что вы хотите, леди Уильярд? Вы никогда не вникали в дела благотворительности. Всегда были поглощены делами вашей обнищавшей семейки. – о, как разительно отличался ее тон от благожелательности и патоки, которые лились в начале беседы! – Итак, я повторяю, что же вы хотите от скромных монахинь, в меру своих сил старающихся сделать мир лучше?