Алексей Шаманов - Ассистент

Губернаторская дочь и ее жених освободились от стеклотары успешнее, чем неловкий француз. Впрочем, им изначально ничего не угрожало. Все менты города, как пить дать, знают их в лицо.

Покончив с экологическими делами, золотая троица направилась к поджидавшему их представительскому автомобилю.

Провожая взглядом аппетитную фигурку метиски, я думал лениво, что, да, хорошо, конечно, что ребята за чистоту окружающей среды борются, идут наперекор папашке, без пяти минут президенту или премьеру всея Руси, в силовых акциях участвуют, банками ловко швыряются… Но что-то не видно последовательности в их действиях. Почему телохранители, автомобиль престижный, заокеанский, с личным водителем-гэбистом? Не спешит отказываться девочка от свалившихся на нее случайным образом по факту рождения личных привилегий. Может, и правильно делает. Какой дурак отказался бы?

Я смотрел, как они подошли к машине, как дверь перед ними распахнул пресловутый водитель, может, кстати, вовсе и не гэбист. Потом вразнобой хлопнули дверцы, и машина уехала.

До свидания, черноглазая красавица, вряд ли когда еще свидимся. Впрочем, Иркутск — город маленький…

Немец и англичанин с завистью изучали шишку на лбу француза. Сегодня его день. Он — герой, пострадавший от деспотических действий деспотических властей деспотической дикой страны.

Браво, Поль!

Ура, месье Диарен!

Надо было смотреть, дебил криворукий, куда банку бросаешь. Чуть человека не покалечил, пусть и мента, чучело…

Не я пошел, ноги понесли меня по улицам бесцельно, словно щепку поток талой воды. Словно тополиный пух, горячий июньский ветер…

К француженке тянуло неодолимо, как магнитом железку. Но француженка, кажется, для меня потеряна. У нее теперь новый воздыхатель, с которым она может объясняться по-человечески, по-французски, а не на том искореженном немецком пятиклассника троечника, на котором общались с ней мы.

Но не это главное. Карел — красивый мужчина моих примерно лет, перспективный, вероятно, и вообще в европейском кинопроизводстве — свой человек. А я? Сбоку припека. Закончатся съемки, и при любом раскладе — гуд бай, май лаф, гуд бай…

Вдобавок по стереотипному всемирному представлению французы — нация ветреная, непостоянная.

«Разве можно посадить ветер в клетку?» — вопрошал один немецкий писатель, которым я зачитывался в юности. Кстати, в «Триумфальной арке», лучшем его романе, русский друг главного героя говорил о женщине, похожей на мадемуазель Каро и носившей то же имя: «Она — стерва. Был бы ты русский, ты бы меня понял…»

Я — русский. Я — понимаю.

До свидания, зеленоглазая красавица, вряд ли когда еще свидимся. Впрочем, Земля — планета маленькая…

Смеркалось. Опять смеркалось. Последнее время все у меня происходит в это таинственное время, когда уже не свет, но еще не тьма. Впрочем, что здесь таинственного? Дважды в сутки подобное происходит. Вот только знать бы точно, что в жизни моей за сумерки? Предрассветные или послезакатные? Что впереди меня ждет — свет солнечный или тьма кромешная?

Впрочем, что впереди, то и ладно. Ко всему должно быть готовым. Помни, смерть ждет чуть сзади над левым плечом… или правым? Как я себе тогда придумал? И придумал ли?

Оглянулся резко — ни за левым, ни за правым плечом смерти не было. Некогда ей над моими плечами прохлаждаться. Дела у нее важные — косить и пожинать… пожинать и косить…

Марко и Катерина, за ними Стас, фамилии которого я так и не узнал, а теперь и не к чему…

Эй, милая девушка в белом с косой распущенной, кто у тебя в списке следующий? Может, я?

Молчит. Не отвечает. Ну и бог с ней. Впрочем, Бог и без того с ней всегда, а она при Нем бессменно — бич Его и меч разящий…

Божьим бичом, кажется, Тамерлана звали… или Чингисхана? Хотя какая разница? Оба этого прозвища достойны. Оба — великие завоеватели, великие мерзавцы и душегубы, слепые орудия безжалостного, мстительного Господина… Или с нами, людьми, только так и надо? Иначе — с катушек слетим, страх потеряем и начнется российский беспредел во вселенских масштабах…

Ноги несли меня по улице Карла Маркса в сторону набережной реки Ангары. Я не стал мешать ногам бездумно выполнять свои функции. Пусть несут.

Слева памятник Ульянову-Ленину с протянутой рукой. Постамент заляпан красной краской. Правильно. Какой еще краской мазать отца красного террора? Впрочем, до него самого не достать — постамент высокий.