Алексей Шаманов - Ассистент

— Я, Гриша, пьяный напился, не помню ничего… Что, правда ни одного целого стекла?

— Ни единого, только что вместе с ним смотрели. — Григорий выглядел озадаченным. — Как ты умудрился, Андрей? Гранату, что ли, бросил?

— Откуда у меня граната, окстись? Не помню я…

Неудобно было мне за последствия ночного камлания. Всю семью перепугал — жену, детей, тещу… Откуда мне было знать, что стоит взять в руки бубен, и такое случится… Хороший человек Филипп… Решение пришло само собой:

— Давай, Гриша, я на пару дней задержусь, съемки все равно закончились. Помогу окна вставить. Стекло оплачу, деньги теперь есть.

Григорий покачал головой:

— Не надо, Андрей. Филипп от твоей помощи заранее отказался. Он хочет, чтобы ты немедленно с Ольхона уехал. — Художник прикурил очередную сигарету. — Почему, Андрей? Что вы такое с Филиппом знаете, чего я не знаю?

— И слава богу, Гриша. Не всё знание одинаково полезно для здоровья. И Минздрав о том же на сигаретных пачках пишет… Хочешь, у Филиппа спроси, может, он расколется.

Григорий хмыкнул с сомнением, сделал пару глубоких затяжек и сигарету затоптал. Мы оба знали, что ничего ему Филипп не расскажет. И никому не расскажет. Разве что Эрью Хаара-нойону, когда после смерти пытать станут одну из его душ в подземных галереях Преисподней. Но там-то любой герой разговорится. Это заведение посолидней будет, чем даже пресловутые застенки гестапо или НКВД…

Когда микроавтобус выезжал из деревни Хужир, Григорий Сергеев стоял у открытых ворот и махал нам на прощание рукой. Я был рад, что он с нами не поехал.

Легкий парок поднимался над озером, словно его поставили на гигантский треножник и греют, греют на адском огне…

Грело на самом деле сверху. Ослепительное солнце бликовало на сплошной водной поверхности. Брызги веером летели из-под колес. Создавалось ощущение, что мы не ехали — плыли. На байкальский лед выступила вода. Это значит, он сделался рыхлым, непрочным и ездить по нему опасно. Ездили все равно. Нам то и дело попадались встречные легковые машины, как поливалки, разбрызгивавшие воду на пять-семь метров в обе стороны. Большегрузные, конечно, уже не рисковали выезжать на лед, это было бы равнозначно самоубийству. Впрочем, я бы не слишком удивился, увидев груженный песком под завязку «КамАЗ». Суицид у смертных заложен на генном уровне. Вспомнилась прочитанная в каком-то «желтом» листке статейка о самых нелепых самоубийствах в истории человечества. Идиотства там было выше крыши, но запомнился только один поляк, в пьяном кураже с криком: «А так слабо?» — отрезавший себе голову бензопилой… Не к добру, вероятно, вспомнилось…

Я сидел на переднем сиденье рядом с водителем, режиссер с оператором вольготно расположились в салоне. Как только машину перестало трясти на ухабах плохой сухопутной дорога, оба завалились спать до улуса Баяндай, где мы собирались пообедать.

Поль Диарен на правах старшего по званию с комфортом лег на заднее, самое длинное сиденье. Под голову пристроил сумку, даже ботинки снял и вытянул ноги.

Ганс Бауэр спал на следующем, более коротком, тройном. Его ступни в белоснежных носках торчали в проходе.

Меня в сон не клонило, водителя, к счастью, тоже.

— Андрей! — позвал он меня по имени, впервые, кстати. Как зовут его, я не знал.

Оторвался от равнодушного лицезрения скалистых берегов Ольхона да время от времени попадавшихся маломорских островков.

— Что?

— Помнишь похороны черного шамана?

— Конечно.

— Так вот, я на них не ходил.

Я пожал плечами. Не ходил так не ходил, мне-то какая разница?

— И когда бурят не из местных в яме задохнулся, я в стороне стоял, не участвовал! И на фальшивую могилу богдо Чингисхана тоже не поднимался!

Он говорил торопливо, эмоционально, будто оправдываясь передо мной за какую-то известную ему одному провинность.

— Ну и что?

— Я никаких запретов не нарушал, даже когда маленький был и несмышленый! А сегодня утром на скалу к Монгол-Бурхану сходил, побрызгал!

— Буханул на дорожку? А постов ГИБДД не боишься?

— Да не пил я, пригубил только! Говорю же: побрызгал — Вечному Синему Небу, Шубуун-нойону, хозяину Ольхона, конечно, Эрлен-хану, владыке Нижнего мира, и всем-всем духам — предкам шаманов и шаманок, покровителям Ольхона и Байкала! Целую бутылку водки разбрызгал! — После паузы добавил, вероятно, для убедительности: — Ноль семь литра!

— Слюной не захлебнулся?