Алексей Шаманов - Ассистент

— Свиную кровь пьете?

Я узнал басовитый голос художника-постановщика, но ужас не покидал меня, отступил только чуть в глубину сознания. Мне было страшно, и ничего с этим я поделать не мог.

Григорий Сергеев сел к столу на свободный стул.

— Зря, Филипп, ты Андрею страшилки читаешь. Он и без того в последнее время дерганый.

Хозяин разлил по граненым стаканам свой божественный самогон.

— Ему, Гриша, знать это сейчас просто необходимо…

Улыбаясь приветливо, я с силой наступил под столом Филиппу на ногу, и он понял меня мгновенно, прикрыв тему, поднял стакан.

— Ваше здоровье, дорогие гости!

— Ну, я-то незваный, — тонко скаламбурил художник, — я хуже Татаринова!

Сказал и самому стыдно сделалось от произнесенной банальщины. Остряки, блин… Один вот тоже все шутил на эту тему. Дошутился, в больнице теперь с рассеченным по диагонали лицом…

— Я вот чего зашел-то, Филипп, — продолжил Григорий. — Все работы на острове Хоронцы отменяются, передай своей бригаде. Я только что с собрания руководства. Из-за отсутствия снега съемки на Ольхоне прекращаются, и киногруппа переезжает в Подмосковье, где снег неожиданно выпал и прогнозируют еще дней десять отрицательной температуры. Но это еще не все. Актер-бурят из Иркутского ТЮЗа предложил режиссеру снять шаманскую казнь и за тысячу долларов согласился играть роль жертвы. Режиссер с оператором за идею ухватились. Так что вся группа поедет до Москвы на поезде, а руководство остается еще на два-три дня для псевдодокументальных съемок и догонит остальных самолетом.

Выслушав все это, Филипп покачал головой:

— Ох и доиграются иностранцы… Добром эта затея у них не кончится. Ты бы, Гриша, хоть сам в эти игры не лез.

— А что такого? — удивился Сергеев. — Обычные постановочные кадры. Во всем мире сплошь и рядом такое снимают!

— Может, и снимают, да не совсем такое, — не согласился Филипп. — Не стоит гневить ольхонских духов. Тем более вода на байкальский лед вот-вот выступит.

— И что это значит? — поинтересовался я.

— Это значит, что лед сделался рыхлым и ездить по нему опасно. Знаешь, сколько весной на Байкале машин под лед уходит?

Он не уточнил, но я и без того знал — много…

Из трехглавого терема Филиппа выходили мы с Григорием уже в темноте.

Я подумал: интересно, Николай Хамаганов восстал из войлока сразу же, как только ушли иностранцы, или валялся на аранга до полной тьмы?

До усадьбы Никиты мы добрались за пять минут. Григорий Сергеев, увидев людей у костра, направился к ним. Позвал и меня, но не хотелось мне больше общения, тем паче у огня могли оказаться разом обе женщины, встречаться с которыми я предпочитал порознь. Разве что собрать их в одной постели. Это было бы весьма забавно, но я понимал — нереально, не фиг и мечтать…

Я решил покурить перед сном на лавке, но у входа в свой дом № 11 увидел тех, встречи с которыми как раз и старался избежать. Друг напротив друга стояли Жоан Каро и Анна Ананьева.

Я покрутил головой, обнаружив возле забора укрытие, юркнул за поленницу, высотой в половину моего роста, и присел на корточки.

Видеть женщины меня не могли — стояли в свете висящего над дверью фонаря, а я шел из темноты. И хотя разговор, вероятно, вплотную касался меня, были они настолько увлечены, что, пройди я в двух шагах, головы бы не повернули.

Впрочем, это деликатно сказано: «разговор», «увлечены». Их картавый французский становился с каждым словом все более и более громким и агрессивным. Смысла я уловить не успел, но понимал — добром это не кончится. И был прав.

Анна что-то выкрикнула, и обе замерли, онемели, русская, вероятно, от сказанного, француженка — от услышанного.

Не знаю, как это возможно, но сначала я услышал хлесткий звук пощечины, а уже потом увидел, как Жоан резко, без замаха ударила соперницу по щеке, произнеся шепотом:

— Мердэ!

Как Анна сумела сдержаться, не понимаю. Я же видел, она готова была броситься в бой, и полетели бы во все стороны клочки волос, обломки алых ногтей и ошметки плоти. Но всего этого, столь ожидаемого, к счастью, не случилось. Анна провела сжатым кулачком по обиженной своей щеке и произнесла раздельно, как на уроке французского в средней школе:

— Бонжюр, мадам!

— Мадемуазель! — зло поправила Жоан.

— Бонжюр, мадемуазель! — повторила, как домашнее задание, Анна и добавила с усмешкой по-русски: — Стыдно, должно быть, оставаться мадемуазелью в твои-то годы…