Петр Северцев - Приключения капитана Врунгеля

И все же поболтало нас крепко. С вечера, как только мы вышли в море, встречный ветер задул с такой силой, что, казалось, вот-вот наш «Север» нырнет под волну и не вынырнет больше. Но шхуна каждый раз бочком выбиралась из-под воды, отряхивалась, как утка, и упрямо шла вперед до тех пор, пока новая волна холодной стеной не вставала перед ее бушпритом.

Наверху, на палубе, трудно было устоять. Впрочем,нам и делать нечего было на палубе. Все, кроме вахтенных, чуть ли не круглые сутки сидели в крошечной кают-компании, без конца пили чай, болтали без умолку. Рыжий механик смешил нас прибаутками, припасенными к каждому слову; старший помощник играл на гитаре.

На четвертый день ветер стих, а к вечеру подул снова, только на этот раз в корму. «Север» распустил паруса «бабочкой» и понесся, как гоночная яхта, едва касаясь пенных гребней волн. Стало теплее, и качало не так жестоко, но все равно никто не хотел без нужды выбираться из прокуренной кают-компании.

Удивительный это был рейс! В любом плавании на любом корабле половина усилий команды уходит на то, чтобы сохранить судно. А тут одна забота была у нас – дойти до места. А что будет с нашим кораблем — это уже ничего не значило. И поэтому, вроде как посторонние, как гости, чувствовали мы себя на «Севере».

Никто не чистил медные части, по старинной моде украшенные цветочками. Никто не подкрашивал борта и надстройки. Отскочила краска — пускай. Размоталась клетневка на тросе — обрезать, чтобы не болтался, не мешал конец, и все. Блоки скрипят — пускай скрипят, все равно мазать не стоит, до Люги проскрипят как-нибудь.

И так во всем, за что ни возьмись.

В последний трудный рейс шел маленький старый кораблик, ободранный, залатанный кое-как, давно утративший свою былую красоту. И все-таки шел он гордо, словно знал, что идет на подвиг, и гордо нес над кормой полотнище красного флага.

На восьмое утро нам встретились первые льдинки. В тот же день Сахалин остался у нас с юга, и мы повернули на запад. «Север» накренился на борт, и волны зелеными горами полезли на палубу.

Льды кругом сгущались. Отдельные рыхлые льдинки все чаще и чаще скребли по ветхим бортам нашего судна.

С каждым часом чувствительнее становились их удары.

Захолодало.

И хотя по-прежнему звенела гитара в кают-компании и самовар, привинченный к столу, тихонько пел свою песенку, но как-то и здесь чувствовалось, что приближается решительная минута. Все чаще и чаще мы все вдруг замолкали и задумывались, чем кончится наш необычный поход.

Еще засветло мы свернули на юг и вступили в пролив.

Теперь каждый час приближал нас к цели. До промысла оставалось не больше ста миль.

Ветер снова переменился, зашел нам в корму, и это очень кстати получилось, потому что залив сужался, льды сгущались, и с каждым часом труднее становилось старику «Северу» выгребать среди льдов. Мы снова подняли паруса, шхуна прибавила ход и скоро вошла в густое, как каша, ледяное месиво. Теперь все время льдины терлись о наши борта, в мочалки раздирая дубовые доски ледового пояса. И, как ни старался Шайтанов избегать столкновений с крупными льдинами, они все злее наседали на шхуну, и с каждым ударом жалобнее трещали ее борта.

Шайтанов не сходил с мостика. Он в бинокль осматривал льды и неприветливые сахалинские берега. Все чаще и чаще взгляд его останавливался у подножий прибрежных скал, где белела полоска прибоя.

Под утро он вызвал меня, приказал выкатить бочки из трюма. Мы выставили их на палубе и крепко связали длинным канатом.

Потом все оделись потеплее, обвязались пробковыми нагрудниками и рассовали по карманам консервы, галеты и спички. Рыжий механик последний раз смазал машину, вытер руки клочком чистой пакли и вышел на палубу.

Наконец, опустив бинокль, капитан сам встал к рулю.

Перекатав спицы штурвала, он положил руль «лево на борт».

«Север» круто накренился под двойным напором ветра и льда, но тут же, сбросив с палубы воду пополам со льдом, выправился и, раздвигая льды, пошел прямо к берегу.

Скалы быстро надвигались на нас. Казалось, сплошной отвесной стеной вставали они над морем. И мне вдруг стало страшно: вот сейчас наш кораблик с полного хода врежется в гранитную стенку, расколется, как орех, волны закрутят и разметут обломки.

Я пожалел, что пошел в этот рейс. Должно быть, и другим было невесело. Все молчали.