Петр Северцев - Приключения капитана Врунгеля

Мне казалось, что мачты ложатся горизонтально.

«Эрик» рвался за кормой. Его огни то появлялись, то пропадали. Потом на мачте замелькала сигнальная лампа.

Радист прочитал: «Вода прибывает».

В этом не было ничего удивительного. Еще бы вода не прибывала в такую погоду в распоротых, наспех залатанных трюмах.

«Эрику» приходилось плохо. Разобьет пластырь — и тогда погибнет и пароход и сорок человек команды. В такую погоду не спасают ни шлюпки, ни пробковые жилеты.

Хорошо еще, если мы сами успеем выскочить из этой бани. «Богатырь» стонал и кряхтел. Канат рвался за кормой.

Лебедка скрипела.

Казалось, вот-вот спрячутся огни «Эрика» и не появятся больше. А тогда поспевай на лебедку. Прозеваешь, не отдашь вовремя или заест буксир — и прощай! «Эрик» в пять раз больше «Богатыря»: как клюнет, так и нырнет за ним, как поплавок за ершом.

Но огни «Эрика» снова поднимались над волнами, и все понимали: это еще не конец. Еще час, два, может быть, пять часов «Эрик» продержится.

А кто знает, сколько продержится шторм? В Охотском море тайфуны дуют по десять суток подряд, а пока что барометр упорно показывает бурю.

Но ветер вдруг сразу упал. Стало душно и тихо, как в погребе. Волны бесшумно вздувались и пропадали.

Олсен выбил и снова набил трубку. Я чиркнул спичкой, и она не погасла. Олсен, Стариков и я — все трое закурили от нее. Я бросил ее, когда огонь обжег мне пальцы.

Наш капитан тревожно поглядывал по сторонам. Он снял зюйдвестку и прислушался.

Потом он заговорил, и странно было слышать его голос. За все это время мы не сказали ни слова.

— Повезло, понимаете, в самую середку заплыли. Давайте, боцман, людей на правый борт, пойдем снимать команду с «Эрика». А буксир отдавайте, к чертям. Пароход все равно пропал, а так, чего доброго, конец на винт намотаем.

Потом, повернувшись к Олсену, он почти то же сказал по-английски. Олсен слушал молча, и я ждал, что он ответит.

— Нет-нет, — сказал он наконец. — Простите, капитан Стариков, но, если бы я вел вас на буксире, я не бросил бы ваш пароход посреди моря. Впрочем, это мое частное мнение, хозяин здесь вы.

— Что вы, капитан Олсен, сейчас центр тайфуна пройдет. Все равно придется бросать, а так хоть людей вытащим.

— Мои люди привыкли рисковать. Ни матросы, ни офицеры не уйдут с корабля. На «Эрике» все — настоящие моряки.

Леонтий Игнатьевич хотел что-то ответить, он открыл было рот, потом вдруг плюнул и крикнул:

— Отставить, боцман! Пойдем так, понимаете, — и надел зюйдвестку.

С моря катился нарастающий шум. Потом потянул ветерок. Потом твердые, как дробь, брызги забарабанили по стенкам надстройки. Море опять зашумело. У левого борта встала водяная стена и обрушилась на нас сверху.

На этот раз «Богатырь» окунулся вместе с надстройкой. Мы едва удержались за поручни. Когда вода схлынула, оказалось, что не хватает двух шлюпок. Одна из них еще болталась на канате. Следующая волна оторвала и унесла ее.

Стало вдруг очень холодно, и море сразу погасло. Ледокол обступила ночь, черная, как тушь, и ветер, упругий, как резина.

Огни «Эрика» то появлялись, то пропадали. Наш капитан ушел в рубку. Олсен, облокотившись на поручни, смотрел в темноту. Это был настоящий моряк, викинг.

Я не мог решить, кто был прав — Стариков или Олсен.

Впрочем, теперь было все равно. Осталось одно: ждать, надеяться и пробиваться сквозь бурю. И никто не мог сказать, выиграем мы или проиграем.

Опять тревожно замелькали огоньки на мачте у «Эрика». Капитан высунулся и поманил меня. В рубке было тихо и жарко. Радист работал ключом. Голубая контрольная лампочка вспыхивала на столе.

— Дело дрянь, понимаете, — сказал Леонтий Игнатьевич, — донки у них не справляются. За полчаса в трюмах прибыло на два фута. Скоро нырнут. Ну что там? — обернулся он к радисту.

— Сидит глубже марки, — ответил радист. — Часа полтора, больше не продержится.

— И чего я, дурак, послушался? Ему парохода жалко, а на людей наплевать, — сказал капитан. — Выходит, он крепче деда, тот руку отрубил, а этот сам утопится за копейку и людей перетопит. Так вот что, боцман, подойти к ним нельзя, все равно разобьет. А если что, людей попробуем снять. Как-нибудь вытащим. А вы встаньте на лебедку и смотрите не проморгайте, а то и нас, как сом гусенка, утянет.

Он вышел на мостик. Ветер с силой захлопнул за ним дверь.

— Ну, попали в кашу, — сказал радист. — Жалко ребят.

Немногие выскочат.

Я собрался идти на корму к лебедке.