Д. Коллинз - Мир приключений, 1925 № 01

Леони нашла «Жемчужину Раздора» в мешечке, висевшем у Петерса на шее. Она вынула ее из тайника и сунула во впадину его волосатой груди. Может быть, она выполнила этим какой-либо первобытный ритуальный обряд.

Там она и покоилась, переливаясь в своей ужасающей оправе, вделанная в уродливую рамку, но все так же манящая, искушающая, все еще полная волшебного очарования.

Вы уже отчасти знаете меня за человека степенного, осторожного, живущего своим трудом и не вмешивающегося в то, что его не касается, но в ту минуту, когда я завидел «Жемчужину», вы бы меня не узнали. Да, я едва ли и сам себя узнавал.

Клянусь вам, что она меня звала к себе, клянусь, что ее влюбленный взор лишил меня рассудка. Охваченный волной алчности и страсти, я позабыл об отвратительном грузе этого плавучего гроба и видел только «Жемчужину».

Весь мой страх, все мое благоразумие исчезло.

Мне уже пора бы, кажется, знать, как прыгать в лодку, а, между тем, — это вам покажет — насколько я обезумел— вся моя сноровка покинула меня на этот раз. Я прыгнул в челнок так неловко, как это делают люди, не имеющие понятия о море. Во мне не оставалось ни капли разума. Истрепанный морем челнок раскололся на двое и все мы — трупы, жемчужина и я — оказались в воде. Океан стал страшным, но я не думал ни о чем другом, кроме спасения «Жемчужины».

Я был в одной фуфайке и коротких брюках, но они мне мешали. Я нырнул и открыл глаза в помутневшей воде. Алчность придала мне сверхестественную силу. Я увидел, как «Жемчужина» лениво спускается ко дну вместе с другими темными предметами. Я с бешенством нырнул за ней еще раз, плывя вниз головой, как это делают искатели жемчуга.

Был момент, когда концы моих пальцев коснулись ее. Но я не мог ее схватить. Она скользнула вниз.

Петерс спускался мимо меня, как бы ныряя, как и я, за своей «Жемчужиной». При приближении его тела, она свернула в сторону, избегая его. В эти несколько секунд я пережил целую вечность, ясно отдавая себе отчет во всем. Но я уже не мог ее догнать. «Жемчужина Раздора» вернулась в море.

В ушах у меня звенело, а легкие, казалось, готовы были лопнуть. «Жемчужина» исчезла.

Леони спускалась в бездонную пучину к своему сожителю.

Я вынырнул на поверхность с таким усилием, как будто свинцовый груз притягивал меня вниз. Беспредельное ясное небо приветливо мне улыбнулось. И свежая струя воздуха про никла в мои легкие. Меня вытащили на палубу шхуны.

Во всякое иное время я бы потерял сознание в эту минуту, но бешенство еще меня не покидало. Как сумасшедший я заорал на «боев», приказывая им нырнуть в воду. Но мысль об акулах приводила их в ужас, и притом они знали, что дело безнадежно.

С проклятием я толкнул двух из них к борту, приказывая им нырнуть, если они дорожат жизнью.

И вдруг все передо мной завертелось и погрузилось во мрак.

Когда я пришел в себя, солнце уже погасло, небо и море слились в легкую туманную дымку. Поднялся чистый, свежий ветерок, но парусов еще не поставили. «Капитан» стоял подле меня в ожидании приказаний. Ветер принес мне с собою какое-то полное чувство новой жизни и радости. Весь мир, казалось, ликовал, что «Жемчужина» исчезла.

Невыразимое счастье охватило меня при мысли о том, что море взяло обратно эту красавицу. Я готов был запеть от радости, как дитя. Я вообще не признаю молитв, но теперь все во мне молилось.

«Капитан» не спускал с меня глаз. Я подал ему знак. Канаты с песней пробежали в блоках; паруса огромной тенью надулись и взвились вверх; шхуна накренилась на бок и послышалось журчание воды. Мы понеслись вперед под кровом волшебной ночи.

Я вспомнил о бедняжке богатой невесте в Сиднее. Я знал, что она будет плакать.

А все-таки мир стал чище после гибели Петерса и его «Жемчужины Раздора».

Рассказ А. С. Грина

Иллюстрации Мишо

Есть люди, напоминающие старомодную табакерку. Взяв в руки такую вещь, смотришь на нее с плодотворной задумчивостью. Она — целое поколение, и мы — ей — чужие. Табакерку помещают среди иных, подходящих вещиц, и показывают гостям, но редко случится, что ее собственник воспользуется ею, как обиходным предметом. Почему? Столетия остановят его? или формы иного времени, так обманчиво схожие — геометрически, с формами новыми, настолько различны по существу, что видеть их постоянно, постоянно входить с ними в прикосновение, — значит незаметно жить прошлым? Может быть — мелькает мысль о сложном несоответствии? Трудно сказать. Но, — начали мы, — есть люди, напоминающие старинный обиходный Предмет, и люди эти, в душевной сути своей так же чужды окружающей их манере жить, как вышеуказанная табакерка — мародеру из гостиницы «Лиссабон». Раз навсегда, в детстве ли, или в одном из тех жизненных полным раствором жидкости: легко взмути ее — и вся она, — в молниеносно возникших кристаллах, застыла неизгладимо… в одном из таких поворотов, благодаря случайному впечатлению или — чему иному, — душа укладывается в непоколебимую форму. Ее требования наивны и поэтичны: цельность, законченность, обаяние привычного, где так ясно и удобно живется грезам, свободным от придирок момента. Такой человек предпочтет лошадей — вагону; свечу — электрической груше; пушистую косу девушки — хитрой прическе, пахнущей гарью и мускусом; розу — хризантеме; неуклюжий парусник с возвышенной громадой белых парусов, напоминающий лицо с тяжелой челюстью и ясным лбом над синими глазами, — предпочтет он игрушечно-красивому пароходу. Внутренняя его жизнь, по необходимости — замкнута, а внешняя — состоит во взаимном отталкивании.