Д. Коллинз - Мир приключений, 1925 № 01

С механизмом вышла неприятность: он оказался слабым, пришлось искать другой, более сильный. И найдя его, Блажин должен был уже работать почти все время на улице, производя тысячу прикидок и примерок. Это был праздник для всех ребят переулка; задрав головы они на все лады обсуждали событие.

В один из ярких солнечных дней, Блажин, примостившись на лестнице, усердно вколачивал болты в стену. Было жарко и мелкая пыль от стены тонким слоем оседала на потном лице.

— А скоро ваш аппарат будет готов? — вдруг раздалось над ухом.

Он вздрогнул и чуть не выронил молоток из рук: перегнувшись из окна на него глядела его vis-a-vis, которую он не видел с первого ее появления в окне.

— Скоро? — переспросила она, видя что он не отвечает.

— Да. Здравствуйте. Я думаю, что я надоел вам стуком в стену.

— Нет… Нет. — Живо сказала она. — Ничего… Только я нетерпелива. Хочется увидеть эту штуку, это так интересно.

Он улыбнулся. Какая она милая! интересуется его изобретением. Он бросил работу и стал рассказывать ей, что он сам не дождется конца: то, чего он достиг — полууспех. Он не предвидел, что так затянется, но теперь он постарается скорей окончить.

— Я помню, как вы удивленно рассматривали меня…

— Аа… — перебила она — это было очень смешно: стоит человек и размахивает руками, а слов не слышно.

Он узнал, что она уезжала и теперь будет жить постоянно у матери. Зовут ее Евгения Николаевна, проще Женни. Она сидела на подоконнике, ни на минуту не смолкая, а он стучал и стучал в стену, боясь выдать радостное волнение, охватившее его.

Она вся была, как луч солнца, яркий, золотистый, непостоянный. И в глазах бегали золотые искорки.

Странное дело! Придя домой, он вдруг почувствовал усталость, апатию; посмотрел напротив — там укрепленный, но еще неподвижный сверкал серебряный щит рефлектора, отражая лучи куда то в соседние окна, а за окном — ее окном — мелькала женская фигура, как шаловливые солнечные зайчики.

Работа пошла медленнее. Целые дни, взгромоздившись на лестницу, Блажин болтал с Женни, для порядка что нибудь налаживая.

— Вы лучший отражатель солнца — как то сказал он.

— Ох, какой тяжеловесный комплимент.

— Зато искренний. Я не могу думать и говорить о вас иначе. Вы вся пронизаны солнцем, оно у вас и в волосах, и в глазах, и в смехе, во всем.

— Отраженный свет — кокетливо' промурлыкала она, глядя исподлобья.

— Да — радостно подтвердил он — вы верно поняли мою мысль.

Это случилось в одну из белых ночей. Блажин кончил работать, рефлектор был уже снабжен механизмом и получил первое основное движение. Весь вечер он пробродил по городу один и весь, как мыслью о солнце, он был наполнен мыслью об этой девушке. Он был влюблен, до болезненности сильна, она была материальным выражением, его солнечных идей, занимавших его воображение в настоящий момент, и он мучился этим сладким страданием.

Домой он вернулся, когда на улицах замирала жизнь и шаги по тротуару были четки и звучны. По привычке он подошел к окну и… замер: склонясь над его рефлектором и сильно высунувшись из окна, Женни что то объясняла молодому человеку в полувоенной форме, уверенно, но нежно державшему ее за талию. Блажин стоял неподвижно: сердце билось и ныло как от оскорбления. В эту минуту она подняла глаза и ласково ему кивнула, сказав что то своему соседу.

Блажин резко отошел от окна; не хватало того, чтобы его показывали каким то там кавалерам.

На другой день Блажин не хотел итти на свою работу, но подумал и пошел.

Женни немедленно появилась у окна.

— Что с вами!.. У вас нездоровый вид — и, не дав ему ответить, продолжала, — а у меня новость. Приехал мой друг… мой… жених — тише проговорила она. Молоток выпал из рук Блажина и застучал по перекладинам лестницы. Сам он едва усидел на лестнице.

— Поздравляю вас — тихо сказал он и посмотрел ей в глаза.

Она стояла перед ним, залитая солнцем и смеющимися, радостными глазами смотрела на него. И вдруг в этих глазах загорелась недоумение, которое появляется у женщин и детей в минуту неожиданного открытия. И в одну секунду она поняла все. Мягкая улыбка скользнула по ее лицу и она, дружески протянув руку, сказала просто:

— Пожелайте мне счастья.

Его руки были испачканы в известке и потому он тихо поцеловал ее руку.

Поздно вечером его товарищ сидел опять в его комнате.

Напротив тускло сверкал рефлектор, а ветер колыхал белую занавеску, спущенную на окно Женни.