Н. Квинтов: Мир приключений, 1925 № 04

Вот от этого простого положения исходит знаменитый учюный, профессор Файфтс. Он утверждает, что весь видимый нами мир совершенно не таков, каким мы его видим . Проф. Файфтс построил аппарат, сущность которого, конечно, тайна, но основное заключается в следующем. Животное подвергается действию особых, голубого цвета лучей, исходящих из аппарата. Благодаря действию этих голубых лучей, животное получает способность, по словам профессора, видеть мир таким, какой есть , т.-е. глаз видит потухание и зажигание переменного электрического тока, видит, что все окружающие предметы несутся с невероятной быстротой, вращаясь, подобно солнечной системе, видит колебания воздуха от музыки, видит тепловые лучи и т. п.

Действительно, животные, подвергнутые действию этих лучей, производят странное впечатление. Они своими движениями то напоминают человека в темноте, среди незнакомых ему предметов, и словно обходят что-то, неведомое нам, то вдруг начинают свободно подниматься по совершенно гладкой стене, напоминая своими движениями лунатиков. Но эти опыты с животными находятся еще в стадии разработки, так как животные очень быстро умирают странной смертью, в страшных мучениях, и после смерти все тело их покрывается голубой жидкостью, внезапно появляющейся и внезапно улетучивающейся. Последнее явление, по словам профессора Файфтса, объясняется насыщением тела голубыми лучами, которые в теле превращаются в жидкость, исчезающую со смертью животного, так же как в теле человека вдыхание воздуха, т.-е. сложного газа, перерабатывается в различные химические элементы и выделяется человеком в виде углекислоты.

По словам видных ученых, открытие профессора Файфтса произведет полный переворот в науке».

Саллинг молча сложил журнал и положил его на стол. Великое открытие-профессора Файфтса его поразило. Несколько минут они молчали.

— Анден, что это значит? в чем дело? — сказал Саллинг, указывая рукой, на журнал.

— Все, здесь написанное — сущая правда: профессора прогнали из города. Он построил здесь лабораторию; вот уже скоро два года, как мы здесь, живем.

— Но в чем его учение? Что это за голубые лучи? Что это все такое?

— Мой мальчик, — сказал Анден, — я знаю только цветы: физика, химия или что там другое — для меня непонятно. Но, — старик приблизил свои? губы к его уху: — здесь есть человек, который тебе все расскажет или даст прочитать.

— Кто это? — крикнул Саллинг.

— Тише, тише! — Анден оглянулся кругом: — это Шимлер.

— Что!? — воскликнул Саллинг, Шимлер?.. этот неповоротливый немец?

— Тс… это вовсе не Шимлер. Это-сын известного профессора Чильтоуна.

— Шимлер?… Чильтоун?.. — бормотал Саллинг, — дико смотря на Андена. Все события последних дней выбили его из колеи. Все, происходящее здесь с самого дня его приезда и, особенно, последние дни, наполняло его мозг такими вопросами, что ему казалось порой, что его голова лопнет, как сильно раздутый шар.

— Садись-ка сюда, — указал ему Анден на кресло, — и слушай.

Саллинг встал, схватил кружку и наполнил ее водой. Выпил один раз, два, три…

— Будет, будет! — смеялся Анден, — ты не лилия.

— Фу! — проговорил Саллинг, садясь в кресло. — Ну и дела!

— Да, — проговорил Анден. — Ну, ладно, слушай. Этот Шимлер на самом деле — сын Чильтоуна. Его отец — старый товарищ нашего профессора: только он был в университете в другом городе, хотя приезжал к нам часто работать. Потом уехал в Европу. В это время подвернулся Рейтс и совсем забрал нашего профессора в руки. За ним явился и Вирт. Оба они простые ассистенты, хотя Вирт, кажется, врач. Вот тут-то и случилась история с Талерсом, что ты читал здесь, — показал Анден на газету. — Ну, как это случилось, сейчас же приехал и Чильтоун. Они тут крупно говорили, а дело, однако, кончилось тем, что Файфтс и слушать его не хотел. Профессору пришлось уехать из города. Рейтс нашел здесь усадьбу, построил лабораторию, и мы все переехали сюда. Только раз мне и говорит мисс: Анден, ты помнишь профессора Чильтоуна? Помню — говорю. Ну, так вот, его сын придет к тебе, как немец Шимлер и ты его возьми помощником, но — никому, понимаешь, никому ни полслова. Так все и вышло. Шесть месяцев тому назад пришел Чильтоун, весь обросший волосами, как обезьяна, грязный, рваный, родная мать бы не узнала, и нанялся к нам. Рейтс взял сразу, узнав, что он иностранец. Ты — русский, он — немец. Американцы здесь, кроме профессора, Вирта да Рейтса, только я, да управляющий.