Николай Муханов - Мир приключений, 1924 № 01

— Я? Нет, дитя мое! Состояние, о котором вы упомянули, для меня непонятно. Просто, воспользовавшись свободной минутой, я задумался над разрешением одной проблемы. Дело в том, что я не могу не чувствовать в мои годы приближения неизбежного конца, а расставаться с моим прекрасным, любимым миром еще не хочется. Так вот я и соображаю, нельзя ли как-нибудь обмануть природу. Перед человечеством в недалеком, быть может, будущем, намечаются такие возможности, о которых жутко подумать! Хотелось бы увидеть эти возможности хоть одним глазком. У меня давно уже шевелится одна идейка, так сказать, созидательного свойства. К сожалению, разработка очередных разрушительных идей не оставляет времени подумать об этом посерьезнее… Вопрос — насущный для всего человечества, но, кажется, заставляют меня заниматься им не совсем почтенные побуждения: — самому пожить подольше!

Старый ученый добродушно рассмеялся.

— Вы клевещете на себя, дорогой учитель! В эгоизме вас едва ли кто посмеет заподозрить, — с улыбкой сказал Гени. — Интересы человечества…

— Так ведь и я — часть человечества! Каждый заботится сначала о части, а уже потом — о целом. Все мы из одной материи! Идейка же моя вот какова. Средняя продолжительность человеческой жизни на Земле, к настоящему времени, благодаря всевозможного рода прививкам, достигла 150 лет. Раньше люди жили гораздо меньше. Марсианин в среднем живет столько же, т. е. те же 150 лет, — своих лет, заметьте. А ведь их год почти вдвое дольше нашего. Следовательно, фактически, марсиане вдвое долговечнее нас. В условиях земной обстановки жизнь марсианина укорачивается, применяясь к счету наших годов. И, наоборот, век уроженца Земли, акклиматизировавшегося на Марсе, соответственно удлиняется, в виду большей продолжительности тамошнего года. Следовательно, все зависит от продолжительности обращения планеты вокруг солнца. Вы когда ни-будь задумывались над этим явлением, дитя мое?

— Откровенно говоря, — нет, — как бы извиняясь ответил Гени.

— А вот я задумываюсь и частенько. Очевидно, мы здесь имеем дело с одним из неисследованных еще законов природы. Если бы на Юпитере или Сатурне проживали особи вроде нас с вами, продолжительность их жизни, по моей гиппотезе, также приближалась бы к 150 годам… Их годам! Ну, а если переведем на наше счисление? Это будет для жителя Юпитера в 12 раз больше нашего, а для сатурнянина — почти в 30! Разница— над которой есть смысл подумать!..

Старик улыбнулся тихой, ласкающей улыбкой. Его глубокие глаза блестели молодым огнем.

— Какая головокружительная идея! — в восторге воскликнул Гени. — Но как подойти к ее осуществлению?

— Пути подхода найдутся, следует только не жалеть мозгов. Вот хотя бы… Но, Великий Демиург! Посмотрите, что там творится впереди!!.

Ученый быстро вскочил, увлекая за собою Оро-Моска. Далеко под их ногами, как тело чушуйчатого дракона, сверкал на солнце Кавказский хребет. Там, где высокие горные пики, словно гигантские кегли возвышались над поверхностью, — вставали густые клубы дыма, седыми шапками поднимались над горами и медленно расплывались в голубом пространстве атмосферы.

Ученый торопливо открыл звуковую отдушину. В тот же момент до них донеслись, с небольшими промежутками, несколько взрывов, от которых, казалось, содрогнулось небо, и аэро, силою течения воздуха, отбросило несколько в сторону.

— Моя лаборатория! Моя лаборатория!.. Они взорвали мое любимое детище!.. — с чувством глубокого возмущения воскликнул ученый.

Гени гневно нахмурил лоб, глаза его засверкали.

— Клянусь вам, учитель, что негодяи…

Гени не договорил. Он взглянул на ученого и широко раскрыл от изумления глаза.

Момент возбуждения у старика прошел, он ласково улыбался и, положив руку на плечо Гени, по обычному, мягко заговорил:

— Мы с вами чрезвычайно остроумно поступили, сделав такой большой крюк на нашем аэро. Война началась! Неприятель проведал о нашем свидании и решил покончить одним ударом и с лабораторией, и с двумя опасными для него людьми.

— Великий Разум! Какое несчастие! Клянусь Космосом, им это преступление дорого будет стоить! — Гени задыхался от гнева.

Ученый стоял посреди каюты. Вокруг его глаз собралась целая сеть мелких морщин, а старчески красивая фигура слегка колыхалась от внутреннего, беззвучного смеха.

— Несчастье? Нет, это величайшее счастье, дитя мое! Нас — нет! Вы понимаете: нас нет!! Мы больше не существуем для наших врагов! Мы погибли при взрыве лаборатории! Оставим их в этом роковом для них заблуждении!..