Джеймс Кервуд - У последней границы. Пылающий лес. Мужество капитана Плюма

Мэри Стэндиш стояла так близко, что ее руки, которые он сжимал, лежали у него на груди. Но рассудок вернулся к нему, и он понял безумие своих грез.

— Трудно поверить этому. Мне казалось все это время, что я очень болен. Возможно, что это так и есть. Но если я не лишился рассудка, и вы — действительно вы, то я очень рад. Если я проснусь и окажется, что все это только плод моего воображения, как это случалось много раз…

Он засмеялся и, освободив ее руки, глядел ей в глаза, которые сквозь слезы улыбались ему. Но своей фразы Алан не кончил. Девушка чуть двинулась, и, как и в ту ночь в его каюте, ее горло дрожало от сдерживаемых чувств.

— Там я не переставая думал о вас, — сказал Алан, жестом указывая на тундру, из которой он пришел. — Потом я услышал хлопушки и увидел флаг. Все произошло так, как будто я вас создал в моем воображении.

Быстрый ответ готов был сорваться с ее губ, но она сдержалась.

— И когда я нашел вас здесь и вы не растворились в воздухе, подобно привидению, я подумал, что у меня в голове что-то неладно, иначе я не вел бы себя так. Понимаете, меня удивило, что привидение зажигает хлопушки, и мне кажется, что это было моим первым порывом удостовериться, настоящая ли вы.

Позади них, с края рощицы, донесся голос — ясный громкий голос с нежными переливами.

— Мэри! — кричал кто-то. — Мэри!

— Ужин, — промолвила девушка. — Вы пришли как раз вовремя. А потом мы в сумерках пойдем домой.

Сердце Алана сильно забилось при этом случайно произнесенном ею слове «домой». Мэри Стэндиш шла впереди, и солнце играло в шелковистых прядях ее волос. Алан поднял винтовку и пошел следом за ней, любуясь ее стройной фигурой. Красота жизни сияла в этой девушке, которую он столько времени считал мертвой.

Они вышли на поляну, покрытую мягкой травой и усыпанную цветами. Там, перед небольшим костром, стоял на коленях мужчина, а рядом с ним была девушка с двумя длинными черными косами. Ноадлюк первая повернулась и увидела, кто был с Мэри Стэндиш. В это время справа раздался характерный легкий крик, который мог принадлежать только одному человеку в мире. То была Киок. Она бросила охапку сучьев, собранных ею для костра, и бросилась к Алану, на одно мгновение опередив менее порывистую в своих движениях Ноадлюк. Алан крепко пожал руку «Горячке» Смиту. Киок опустилась на землю среди цветов и плакала. Это было похоже на нее. Она всегда плакала, когда Алан уходил, и плакала, когда он возвращался. А через мгновение Киок первая расхохоталась. Алан заметил, что ее волосы больше не заплетены в косы, как продолжала делать более солидная Ноадлюк, а были собраны в прическу, точно такую же, как у Мэри Стэндиш.

Эти мелочи совершенно бессознательно проносились в его голове. Никто, даже Мэри Стэндиш, не понимал, какого напряжения ему стоило овладеть собой.

Понемногу следы пережитого потрясения стали исчезать, и Алан начал постепенно воспринимать окружающее. На краю тундры, позади рощицы, он заметил трех оседланных оленей, привязанных к деревьям. Он сбросил с себя мешок, между тем как Мэри Стэндиш помогала Киок подбирать рассыпавшиеся сучья. Ноадлюк сняла кофейник с огня, «Горячка» Смит принялся набивать трубку. Алан понял, что никто, кроме него, не был так взволнован, так как они все ожидали его со дня на день. Колоссальным напряжением воли ему удалось воскресить в себе прежнего Алана Холта. Разум, словно затуманившийся на время, снова просветлел.

Позже ему было трудно точно вспомнить, что происходило в следующие полчаса. Удивительнее всего было то, что перед скатертью, на которой Ноадлюк накрыла ужин, сидела Мэри Стэндиш, та же самая сероглазая Мэри Стэндиш, которая сидела против него в столовой на «Номе».

Только потом, когда Алан стоял вдвоем с «Горячкой» Смитом на краю рощи, а три девушки верхом на оленях ехали по тундре по направлению к дому, только тогда море вопросов нахлынуло на него. Киок предложила, чтобы девушки втроем поехали вперед, и Алан заметил, как быстро Мэри Стэндиш ухватилась за эту мысль. Уезжая, она улыбнулась ему, а отъехав немного, махнула ему рукой, как это сделали и Киок и Ноадлюк. Но ни одним словом больше они не обменялись наедине. Девушки ехали, залитые мягким отблеском заката, а Алан стоял и глядел. Он безмолвно продолжал бы смотреть до тех пор, пока они не исчезли из виду, но Смит схватил его за руку и сказал:

— Теперь начинайте, Алан. Я готов. Задайте мне трепку!

Фраза «Горячки», в которой звучала покорность перед неизбежным, окончательно вернула Алана на землю. В тоне маленького человека с рыжими усами слышалось нечто такое, что заставило его спутника очнуться и вернуться к действительности.