Джеймс Кервуд - Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца

Кент наконец вышел из каюты в этот рассвет нового дня и взглянул на окружавший его роскошный мир. Грудь его переполнялась радостью и торжеством человека, вновь родившегося на свет; и как и он сам, весь мир претерпел изменения. Гроза прошла. Седая от вспененных волн река простиралась перед его глазами. По берегам виднелись темные массивы дремучих еловых, кедровых и пихтовых лесов. Вокруг царила великая тишина, нарушаемая лишь журчанием реки и плеском воды о борта баркаса. Черные дождевые тучи унеслись вместе с ветром, и Кент, оглядевшись вокруг, наблюдал, как быстро тают последние ночные тени и зарождаются новые картины райского великолепия. Проходили минуты, и на востоке появилась нежная и светлая жемчужная полоска; вскоре затем, неуловимо быстро для глаза, произошло чудо рождения северной зари: далеко за лесами, казалось, вспыхнуло обширное низкое зарево, придавая небу нежнейший розовый оттенок, который распространялся все выше и выше по мере того, как глаза Кента неотрывно следили за ним. Река как–то сразу, одновременно очистилась от последних обрывков легкой вуали тумана и предрассветных сумерек. Баркас находился примерно посередине течения. В двух сотнях ярдов по обе стороны стояли плотные зеленые стены лесов, благоухающие свежестью и прохладой, сверкающие бриллиантовыми каплями влаги от прошедшей грозы и распространяющие ароматы, которые Кент глубоко вдыхал полной грудью.

Из каютки доносились разнообразные звуки. Маретт поднялась, и Кенту не терпелось, чтобы она поскорее вышла и встала рядом с ним, во всей великолепной красе их первого дня. Он наблюдал за дымом из печурки, которую растопил дровами твердых пород, так что дым, чистый и белесый, легко вился и растворялся без следа в освеженном дождем воздухе.

Запах дыма, как и запах пихты и кедра, был для Кента запахом жизни. Он принялся вычерпывать оставшуюся воду со дна баркаса. Работая, он насвистывал песенку. Ему хотелось, чтобы Маретт услыхала его свист. Ему хотелось убедить ее в том, что для него новый день не принес никаких сомнений и тревог. Огромный чудесный мир, как и прежде, окружал их и приветливо манил к себе. И они были в безопасности.

Пока Кент работал, он все более укреплялся в твердой решимости исключить всякий риск из их будущих действий. Он на минуту перестал свистеть, весело и радостно рассмеявшись при мысли о том, что опыт, накопленный за годы работы, теперь оказался самой надежной и верной его гарантией и защитой. Кент слыл почти непревзойденным знатоком всех тонкостей и хитростей профессии полицейского детектива и мог безошибочно предвидеть, как в том или ином случае поступит сыщик, охотящийся за человеком, а чего он делать не станет. Он поставил им шах и мат в самом начале игры. И кроме того, — учитывая, что в поселке теперь не было ни Кедсти, ни О'Коннора, ни его самого, — там сейчас просто отмечался явный недостаток квалифицированных полицейских кадров. Это в значительной мере облегчало их судьбу. Но будь там даже целый укомплектованный отряд преследователей, Кент был уверен, что сумеет обвести их всех вокруг пальца. Основная опасность — если таковая вообще существовала — заключалась в их первом дне. Сейчас только полицейский моторный катер мог обогнать их. А с тем разрывом во времени, который был у них в запасе, они успеют пройти через Пучину Смерти, прежде чем катер будет представлять для них какую–либо реальную угрозу. Потом они продолжат путь на северо–запад, все дальше и дальше, в дикую, нехоженую страну, которая, несомненно, явится последним местом на земле, где Закон станет разыскивать их. Кент выпрямился и снова взглянул на дым, вьющийся серовато–белесым кружевом между ним и небесной голубизной; в этот момент солнце поднялось над зелеными вершинами самых высоких кедров, и роскошный день величественно расцвел над землей.

Еще около четверти часа Кент удалял остатки воды с днища баркаса, и тут — с внезапностью, заставившей его вздрогнуть, как будто за спиной кто–то неожиданно щелкнул бичом, — его нос вдруг учуял новый аромат в чистом, напоенном запахом лесов воздухе. То был запах бекона и кофе! Он думал, что Маретт занимается тем, что обувает свои высохшие сапожки и совершает нечто вроде утреннего туалета. А она вместо этого готовит завтрак. Ничего необычного. Поджарить бекон и сварить кофе не представляло ни в каком смысле особо выдающегося подвига. Но в настоящий момент это был завершающий штрих в райском бытии Кента. Она готовит ему завтрак! И… кофе и бекон… Для Кента эти два понятия всегда олицетворяли дом. В них было что–то семейное и уютное. Там, где пахло кофе и беконом, он обязательно встречал смеющихся детей, поющих женщин и мужчин со счастливыми, приветливыми лицами. Кофе с беконом сплачивали и создавали домашний уют.