Джеймс Кервуд - Долина молчаливых призраков. Скованные льдом сердца

Кент остановился в изумлении, пораженный переменами в Маретт. Девушка шагнула в сторону, пропуская его, и встала посреди комнаты, ярко освещенная лампой. Ее стройную фигуру плотно облегал костюм из бархатистого синего вельвета. Мужского покроя жакет отлично сидел на ней; юбка опускалась чуть ниже колен, на ногах красовались сапоги из кожи карибу с высокими голенищами. На поясе висела кобура с маленьким черным револьвером. Волосы были причесаны и тщательно уложены под аккуратную круглую шапочку. Девушка выглядела чрезвычайно эффектно и мило, стоя перед Кентом в ожидании его одобрения, и в этой прелестной картинке Кент не заметил ни одной детали, которая была бы не к месту. Вельвет, шапочка, короткая юбка, высокие шнурованные сапоги были сделаны для дремучих дебрей, лесов и болот. Девушка была не белоручкой и беспомощной маменькиной дочкой, но жителем лесов и путешественником — вся, с головы до ног! Радость и удовлетворение осветили лицо Кента. Но не только перемена в костюме Маретт поразила его. Она изменилась и в другом. Щеки ее пылали румянцем. Глаза светились странным и чудесным блеском, когда она открыто и прямо смотрела на него. Губы ее были алыми, как тогда, при первой их встрече в больнице у Кардигана. Ее бледность, испуг, ужас исчезли; их вытеснили сдержанное возбуждение, азарт и ожидание новых и необычных приключений.

На полу стоял заплечный мешок, вполовину меньший, чем у Кента, и, подняв его, он обнаружил, что мешок почти ничего не весит. Недолго думая, Кент прикрепил его к своему мешку, пока Маретт надевала плащ и первой спускалась вниз по лестнице. Внизу она подождала, пока он спустится; в руках у нее был широкий прорезиненный дождевик Кедсти.

— Вам надо надеть это, — заявила она.

Девушка слегка дрожала, протягивая Кенту плащ инспектора полиции. Румянец почти сбежал с ее щек, когда она обернулась к двери, за которой оставался мертвец. Девушка помогла Кенту надеть дождевик и приспособить заплечный мешок. Затем она постояла некоторое время, прижав руки к груди и безмолвно шевеля губами, словно читая про себя молитву, которую не смела высказать вслух.

В нескольких шагах от них гремела и бушевала гроза. Казалось, она набрасывалась на дом с новой яростью и силой, громыхая в дверь, грохоча над головой оглушительными громовыми раскатами, словно предупреждая, чтобы они не смели выходить наружу. Кент потянулся и погасил лампу в коридоре.

В полной темноте он распахнул дверь. Дождь и ветер сразу же ворвались внутрь. Свободной рукой Кент отыскал Маретт, притянул ее поближе к себе и снова захлопнул дверь, но уже снаружи. Выйти из освещенного коридора в кромешный мрак бури было подобно тому, как если бы они провалились в черную гудящую и свистящую бездну. Она поглотила и растворила их в себе, так что они перестали различать друг друга. Затем внезапно вспыхнула молния, и Кент увидел лицо Маретт, бледное и мокрое, но обращенное к нему с непостижимым, удивительным блеском в глазах. Даже во мраке можно было разглядеть этот блеск. Он появился в глазах девушки с тех пор, как Кент вернулся к ней от Кедсти и опустился на колени перед ее кроватью.

Лишь тут, в грохоте бури, он разгадал тайну странного сияния ее глаз. Девушка верила в него. Даже смерть и ужас не могли погасить искрящийся блеск ее глаз. Кенту захотелось во всю мочь закричать от радости, вызванной этим открытием, издать дикий вопль счастья прямо наперекор ливню и ветру. Он ощутил прилив гигантской силы, переполнившей его, более могущественной, чем силы бури и ночной грозы. Руки девушки лежали на его плече, словно она боялась потерять его в кромешной тьме; легкое прикосновение их было подобно электрическому контакту, через который Кенту передавалась теплая живительная энергия. Он протянул руку и обнял девушку, так что его лицо на мгновение прикоснулось к ее мокрой маленькой шапочке.

И тут он услышал ее голос.

— В заливе стоит баркас, Джимс, — проговорила она, стараясь перекричать рев бури. — Совсем рядом, возле тропинки. Мсье Фингерс держит его там на всякий случай, снабдив всем необходимым…

А Кент только что думал об усадьбе Кроссена и о его открытой лодке! В который раз благословив Дерти Фингерса, он взял Маретт за руку и зашагал по тропинке, которая вела через тополиную рощу.

Ноги их сразу глубоко погрузились в мокрую грязь; ветер с ливнем буквально забивал дыхание. На расстоянии вытянутой руки невозможно было различить даже древесный ствол, и Кенту оставалось лишь надеяться, что молнии будут вспыхивать достаточно часто, чтобы помочь им не потерять дорогу в темноте. При первой же вспышке он внимательно присмотрелся к склону, спускавшемуся к реке. Проворные ручейки во множестве стекали вниз. Камни и пеньки повсюду попадались им на пути, сапоги скользили по размытой глине. Пальцы Маретт снова цепко держались за его руку, как и во время их поспешного бегства к дому Кедсти из полицейского участка. Тогда Кент весь дрожал от восторга, который вызывало их прикосновение, но теперь его пронизывало другое трепетное чувство — всеохватывающее чувство обладания, безграничная радость сознания, что Маретт принадлежит ему. Эта ночь с ее грозой и кромешным мраком была самой чудесной из всех его ночей!