Серена Валентино - Малефисента. История темной феи

– Я... ну... конечно собираюсь, – запинаясь, проговорила Цирцея. Хотя в глубине души она уже начинала сомневаться, что это такая уж хорошая идея.

– Кажется, тебя что-то смущает.

Сейчас Цирцее казалось, что это скорее Белоснежка читает ее мысли.

– У меня что, все на лице написано?

Решив, что напоминания о детстве ее совсем не так уж радуют, Белоснежка отставила синюю с золотом чашку в сторонку и выбрала вместо нее две черные чашки с серебряной каемкой.

– Что ж, на твоем месте, пожалуй, я чувствовала бы примерно то же самое. Не знала бы, что выбрать. Часть меня, безусловно, горела бы желанием вернуть свою семью. А другая сомневалась бы, не будет ли безответственным напустить их на другие королевства.

Цирцея была вынуждена признать, что слова королевы справедливы.

– А еще, конечно, если Малефисента сказала мне правду – а по-моему, так оно и есть, – я бы захотела получить ответы, которые могут знать лишь те, кто породил меня на свет.

– А тебе обязательно получить эти ответы лично от них? Ты не думаешь, что могла бы найти их в этих вот книгах? – сказала Белоснежка, подавая Цирцее чашку чая. Цирцея, обернувшись к камину, взмахом руки зажгла в нем огонь.

– Не уверена, – помолчав, ответила Цирцея. – Но есть лишь один способ это выяснить.

Пока Цирцея копалась в книгах сестер, Белоснежка сидела на диванчике, попивая чай и неспешно размышляя о том о сем. Как ни странно, оказавшись вдали от матери, она испытывала не тоску, а облегчение. Ей было хорошо здесь, в этом доме, с ее новой подругой, а особенно приятно – что она вдруг оказалась предоставлена сама себе, едва ли не впервые в жизни. С самого раннего детства Белоснежка постоянно была рядом с кем-то, кто требовал ее заботы: сначала, после смерти ее родной матери, это был ее отец, потом, когда отец погиб, это стала ее мачеха. Потом были гномы, у которых она скрывалась от мачехи, а потом и ее собственные дети. Правда, забота о детях была для Белоснежки радостью и удовольствием, а вовсе не бременем. Теперь дети выросли, но есть мать, которая, похоже, постоянно нуждается в заверениях, что Белоснежка ее любит. Конечно, мать постоянно защищает и оберегает ее, и даже зачаровала страну так, чтобы ее дочь всегда чувствовала себя счастливой. Но сейчас, отдалившись от нее ненадолго, Белоснежка вдруг осознала, что это скорее она заботится о матери, успокаивая ее и поднимая ей настроение. И даже помогая старой королеве притушить чувство собственной вины за все, что она натворила, когда была моложе. Все это отнимало немало сил.

Цирцея слышала мысли, возникающие в голове Белоснежки, и чувствовала, что они не чужды и ей. Пожалуй, она могла представить себе, чем обернется пробуждение ее сестер – если, конечно, ей удастся победить заклятие. Вся вина, вся тоска, которую она ощущала, чувствуя свою причастность к тому, что сестрички оказались в стране снов, тяжким грузом падет ей на голову. Иногда Цирцея забывала, как сильно сердилась на сестер из-за всех ужасных вещей, которые они творили. И еще забывала, что ее гнев был весьма оправдан. Ей не хотелось делиться этими мыслями с Белоснежкой – казалось, они уже и так вполне понимают друг друга. Но теперь она всерьез задумалась, не будет ли их новоиспеченная дружба разрушена, если однажды сестры проснутся. Сестрички явно не питали к Белоснежке никакой симпатии, и Цирцея не могла понять почему. Порой ей казалось, что сестры любят или ненавидят кого-нибудь без всяких причин, в силу случайного каприза. Вероятно, так получилось и с Белоснежкой. Ведь когда они впервые узнали о ней, она была еще совсем ребенком. «Возможно, мне удастся найти ответы на эти вопросы в их дневниках. И может быть, после всех этих лет я наконец пойму своих сестер и узнаю, кто они есть на самом деле» .

Довольно долго она листала колдовские книги впустую, но вдруг ее взгляд зацепился за одну фразу, вторую... Цирцея побледнела. Кровь так стремительно отхлынула от ее лица, что казалось, она сейчас грохнется в обморок.

– Ох, Белоснежка! Кажется, я нашла! Я нашла то, о чем говорила Малефисента. Это колдовство!

– В чем дело? – встревожилась Белоснежка, бросаясь к ней. – Что с тобой? Ну-ка, садись скорее. Успокойся. Сейчас я принесу водички. На тебе совсем лица нет.

Цирцею всю трясло:

– Теперь я поняла. Все встало на свои места. Все-все... Все мерзости, которые здесь творились. И мания моих сестер. И моя сила. Все...

– И о чем же там говорится? – Распахнув глаза, Белоснежка не отводила взгляда от Цирцеи. Она всерьез за нее испугалась. Но прежде чем Цирцея успела ответить, вокруг что-то оглушительно загрохотало.