Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Хорошо… Только заговор никакой я не знаю… — И исчез за дверью.

Я не спеша уложил костюмы и белье в два чемодана и вынес их из комнаты в чулан, прикрыв тряпками, грязным бельем и еще чем-то, что валялось в кладовой.

Вдова вряд ли будет сегодня копаться в ней, а те, от кого предостерегает меня Анна Александровна, не найдя меня и моих вещей, бросятся искать по городу. И, конечно, в первую очередь на вокзал и в порт…

Я быстро собрал все деньги, ценности, документы, паспорта, письма и вышел на улицу.

Перейдя ее, вошел в тень небольшого сквера с густо разросшимися акациями и каштаном. Было темно, эта сторона сквера не освещалась, и я, сидя в чаще кустов, из темноты отлично видел мой дом, его подъезды, освещенные окна этажей, пролетки и людей, то и дело мелькавших на улице. Это место было давно найдено и облюбовано мною. Богатая неожиданностями и приключениями жизнь научила меня ценить такие удобные наблюдательные пункты и заранее подготавливать их.

Прошло минут пятнадцать, но пока все было по-прежнему, только меньше и меньше становилось людей и движения. Улица пустела, погасли окна в доме.

Нагруженная покупками, просеменила и вошла в подъезд хозяйка. Она торопилась, ей, наверное, так хотелось выпить бокалу вина с греческим адмиралом и, жеманясь, рассказать гостю, что она вдова морского офицера… Прошло еще несколько минут. Не было никого, но эта тишина не обманывала меня. Я знал, что Анна Александровна писала правду. Почему? — не знаю сам, но я верил, ни на йоту не сомневался в искренности ее предупреждения.

По тихой, замершей улице проскакали двое конных и спешились у моего дома. Подкатил автомобиль, за ним другой, закрытый, черный, с забранным решеткой окном. Из них высыпали люди. При довольно тусклом освещении редких уличных фонарей я все же без труда узнал кое-кого. Сыщик Литовцев, капитан Голоскухин, трое солдат с повязками на рукавах и… полковник Татищев, которого, почтительно поддерживая под руку, высадил из машины ротмистр Токарский.

Это была картина, достойная богов. Ротмистр, выгнанный из отдела контрразведки, оплеванный Татищевым, дружески что-то шептал ему, указывая на окно второго этажа — мое окно. И оба заговорщика, улыбаясь, вошли в подъезд. На улице остались солдаты, пролетка и автомобили.

Пробираясь сквозь чащу, я переулками направился в противоположную сторону, на Морскую, к дому номер четыре, где жила Анна Александровна. Я позвонил, дверь открылась.

— Я знала, что вы придете сюда, — сказала Анна Александровна, впуская меня в комнату.

— Почему?

— А куда же вы делись бы в такую ночь? — ответила она. — Вы пришли один?

— Один… Анна Александровна, простите, но я хочу спросить, откуда вы узнали…

— Ах, это потом, после… — Она погасила верхний свет, оставив только настольный ночничок, и подошла к окну. — Не заметили, за вами никто не следовал?

— Нет… — И я рассказал ей все, начиная от прихода Попандопуло и до момента, когда из кустов задворками направился к ней.

— А этот грек не знает, что вы у меня?

— О нет. Он страшно перепугался, узнав о том, что его и меня ищет контрразведка.

Она слабо улыбнулась.

— А его зачем?

— Я сказал это для того, чтоб оп немедленно же скрылся из города. Но что случилось и откуда вы узнали о налете на…

Она жестом остановила меня.

— Не спрашивайте пока ничего. Это лишнее… Потом я сама расскажу все… — Она отошла от окна, из-за занавески которого наблюдала за безмолвной ночной улицей. — Дело вот в чем: Красная Армия ворвалась в Крым, Перекоп пал… Конная армия Буденного захватила Юшуньские позиции, Татарский вал, Армянский базар — в руках красных.

Я приподнялся с места.

— В городе еще не знают об этом… Завтра начинается эвакуация высших чинов, штаба, администрации, их семейств, ценностей и учреждений.

Она говорила это так спокойно, вернее, таким безразличным голосом, что я, несмотря на неожиданную новость, удивленно глядел на нее.

— Дни Врангеля сочтены… Через пять-шесть дней весь Крым будет красным…

— А как вы? — наконец выговорил я.

Она словно не слышала этого вопроса.

— Контрразведка и вся нечисть, облепившая ее, конечно» знает обо всем… И, — она подняла на меня глаза, — сейчас станет грабить, уничтожать неугодных ей людей, чтобы не оставить и следа своих преступлений. К тому же этим негодяям надо запастись долларами, валютой для безмятежного существования за границей. Настал последний день их власти, и они хорошо используют его.