Хаджи-Мурат Мугуев - Господин из Стамбула. Градоначальник

— Евгений Александрович Базилевский, почти все в прошлом, — так же шутливо представился я. — Кроме дворянской чести, старейшей помещичьей фамилии и некоторых средств, уцелевших от большевиков.

— Что ж, в наше смутное и неопределенное время немало, — уже серьезнее сказала она. — Скажите, кто этот офицер, все время не спускающий с нас глаз?.. По-моему, он особенно интересуется вами… Только взгляните вскользь, он за столиком возле самой двери.

Да, это был ротмистр Токарский, окруженный четырьмя или пятью усердно евшими и пившими соседями; он внимательно наблюдал за мной. Ему, по-видимому, как и Татищеву, не нравилось мое не входившее в их планы, столь неожиданное возвышение. Но Татищев, человек дальновидный, светский, держался умно, не показывая своей настороженности, ротмистр! же был глуп, невоспитан и привык вести себя в манере тюремного надзирателя — его надо было возможно скорее убрать с моего пути.

— Господа! — снова заговорил полковник, выполнявший, по-видимому, роль распорядителя встречи. — Господа… — Он повернулся ко мне с самой любезной улыбкой: — Месье Базилевский, так как вы уже являетесь нашим связующим звеном между ставкой, общественностью и нашими дорогими гостями, я прошу вас перевести на английский и французский языки то, что сейчас скажет им делегат от еврейских общин Крыма, трудовой интеллигенции, раввин Рабинович.

Признаюсь, хотя я сам был здесь в роли, абсолютно не отвечающей моей профессии, и вся моя «группа передовых рабочих и интеллигентов» также была тем, что уголовные называют «липой», раввин Рабинович, час назад еще бывший эстрадно-шантанным актерам Колычевым-Шуйским, удивил меня. Но назвался груздем — полезай в кузов, гласит мудрая пословица, тем более что впереди был Татищев, а позади, у самого выхода, ротмистр…

— С удовольствием, — сказал я и стал внимательно слушать выступление «раввина».

— Шма, Исроэл адонаи элегейну хот! — воздевая руки кверху, полупропел, полупростонал Шуйский.

Затем, отняв от лица ладони, он заговорил:

— Деятели союзных России стран, вы, посетившие нас в дни нашей борьбы с черными силами безбожия, неверия и отрицания бога, мы приветствуем вас. Евреи любят Европу, евреи любят и Россию, но какую? — Растопырив пальцы и тряся головой он повторил: — Какую? — И тут же ответил: — Не ту, что отрицает веру наших отцов, презирает всякую религию, отнимает имущество, нажитое трудами. Кто? Кто эти изверги? — завопил он так, что Анна Александровна, с комическим любопытством слушавшая его, вздрогнула и подалась в мою сторону. А Рабинович-Шуйский токовал, подобно глухарю, самозабвенно импровизируя и незаметно для себя переходя с непривычной ему роли духовного лица на профессиональный эстрадный манер.

Он размахивал руками, подмигивал, менял интонации и приплясывал на месте.

Не понимавшие его слов иностранцы, поначалу почтительно слушавшие духовное лицо, теперь переводили глаза с одно-го присутствующего на другого. А те, давясь от смеха, старались сохранить благопристойный вид.

— Уймите дурака! — шипящим шепотом сказал Татищев, делая мне рукой знак.

— Ваше благочестие, почтенный раввин, — глядя поверх головы Шуйского и боясь, что не выдержу этого балагана, прервал я его, — заканчивайте, я буду переводить вас.

Шуйский-Рабинович пришел в себя, смолк. И тут уж почти все весело рассмеялись, глядя, как он тщетно пытался сдержать свою жестикуляцию.

— Почему все смеются? — поднимая брови, спросил итальянец, в то время как англичане с каменным изумлением взирали на раввина.

— Господа! Почтенное духовное лицо крымских евреев приветствует вас. Он воссылает молитвы к небу за правительство Крыма, Англии, Италии и Франции, то есть стран и территорий, на которых нет и не может быть антисемитизма.

— Но почему все смеялись? — с подозрительным недоверием повторил итальянский офицер.

— Он просто оговорился. А теперь, господа, вас хочет приветствовать от имени свободного общества анархистов известный деятель всероссийского объединения «Анархия — мать порядка» господин Попандопуло, — важно сказал я представляя моего грека.

— О-ля-ля! — в восторге произнес француз. — Я рад видеть среди нас такое разностороннее политическое сообщество.

— Какой толстый! Больше похож на армянского духанщика или на рантье из Марселя, — покачивая головой, сказала Анна Александровна.

— Иес! Иес! — одобрительно закивали англичане, когда я пояснил им, что их приезд приветствует свободная ассоциация анархистов, приславших для приветствия своего делегата.