Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

— Вполнэ согласэн, господин полковник, — обрадованно сверкнул в улыбке влажными и ровными зубами офицер.

— Вы штабс-капитана Ларичева встретили?

— Никак нэт. Нэ встрэтил.

— А вы когда от Бельского?

— Ровно час назад.

— Тогда разминулись.

Разговор прервали пятеро конных, втащивших на арканах во двор лабаза избитых, связанных по рукам двух русских и одного уйгура.

— Я же сказал, чтобы не оставлять живыми! — рассвирепел Сидоров, выбежал из помещения и подскочил к пленным. — Довоевались, сучьи сыны! — впился он взглядом в ненавистные лица и даже побледнел от закипевшей в сердце страшной злобы. — А ну, разувайтесь! — и только когда выкрикнул это, заметил, что пленные уже разуты.

Рядом с полковником приплясывал от нетерпения Гоберидзе.

— Позвольте, господин полковник, — вытянул он из кобуры кольт.

— Н-не позволю! Сам, — отстранил Сидоров поручика и ткнул кулаком в лицо невысокого, избитого больше всех парня с белесым чубом. — Комиссар?

— Все комиссары, — с трудом ворочая языком, ответил тот.

— Значит, все продавали и продаете народ русский.

— Ты, гад ползучий, контра мировая, продаешь народ, а не мы.

— Что ты сказал? — полковник выхватил пистолет.

— То и сказал. Не долго уж осталось тебе, падле вонючей, землю пакостить.

— Н-не до-олго? На, получай! — Сидоров выстрелил. Пленный вздрогнул, покачнулся, но устоял.

— Н-на еще, н-на! — всаживал в него пулю за пулей полковник. И потом уже мертвого, но так и не покорившегося, несколько раз пнул. Второго он свалил с первой пули. Остался на ногах молодой широкоплечий жилистый уйгур с опухшим от побоев лицом. На лбу и подбородке у него запеклась кровь. Дышал он тяжело, с трудом.

— И ты, нехристь поганая, в комиссары записался? — шагнул к нему Сидоров. — Ну, отвечай.

Он ждал, что хоть этот, последний, видя смерть двух первых, попросит о пощаде.

Мысленно полковник даже подталкивал его на это. «Ну, ну!».

Пленный был на голову выше Сидорова, стоял он чуть отвернувшись и жадно смотрел через дувал на видневшийся краешек степи. То была его родная степь. Лучше ее не сыскать на всем белом свете. Оказывается, о такой именно и мечтал он, пока находился вдалеке от нее. Вон ветер тронул перекати-поле. Этот бездомный клубок прутьев тоже грезился ему в минуты тоски по дорогим сердцу местам. Но только никогда не любил он их с такой остротой и силой, как сейчас. Сердце сжала боль.

— На колени! Кому говорю, падаль! — не выдержал полковник.

Пленный резко двинул лопатками, напрягся, однако порвать веревку, стянувшую кисти рук, не смог. Тогда он шагнул к Сидорову и плюнул ему в лицо.

Сидоров отшатнулся, выхватил платок, вытерся, поднял пистолет и, целясь пленному в лоб, нажал на гашетку. Чакнул курок. Выстрела не было.

— Э, ч-черт.

— Обойма вся. Возьмите, господин полковник, — протянул свой кольт Гоберидзе.

Но Сидоров отвел его руку.

— На такого пулю тратить? Повесить его вон там, — решил он вдруг и махнул в сторону ворот. — Поручаю вам, поручик.

Один из казаков потянул пленного к воротам.

— Эй, Митрий, найди какую ни на есть слегу — перекладину сварганить. А то на чем? — крикнул он стоявшему в стороне бородачу и показал на ворота нагайкой. Они состояли из двух столбов и притвора. Перекладины на них не было.

Полковник пошел к лабазу. На середине двора его нагнал тяжелый гул. Вначале трудно было разобрать, откуда он накатывался. Затем слева, где их не должно было быть (раз Бельский отогнал красных), застрочил пулемет. А на площади встал крутящийся столб дыма и подскочил огромный желто-красный шар, взрывная волна ударила по лабазу. Он заскрипел. Из него выбежал Звягинцев.

— Господин полковник, — подскочил адъютант к Сидорову. — На проводе Бельский.

Сидоров кинулся к пролому. Вскоре он уже кричал в телефон:

— Слушаю. Я Сидоров, что происходит? Докладывайте!

На другом конце провода, будто его душили, хрипел Бельский. Сквозь шумы и трески с трудом пробивался его голос. Бельский требовал резервов. Немедленно. Сейчас же, иначе он ни за что не ручался.

Полковник выругался и бросил трубку.

«Идиот. Еще один идиот свалился с неба». Никаких резервов больше Сидоров не имел. Абсолютно никаких.

А через полчаса в лабаз прискакал Ларичев. Готовый уже к любым сообщениям Сидоров, схватив его за плечи, потребовал коротко:

— Ну?

— Полк Бельского в ловушке. Скоро от него и помину не останется. Отступление было подстроено. — Штабс-капитан закрыл лицо руками и хрюкнул горлом. — Все, все погибло, — плечи у него затряслись. — Киргизский полк подошел на подмогу к красным и ударил с тыла.