Залман Танхимович - Опасное задание. Конец атамана [Повести]

Махмут поднялся с места.

— Отправлю вас в чека. Может, там языки развяжете, — сказал он и велел увести обоих. Уйгура Махмут решил вызвать на допрос снова, но прежде надо было хоть часок-другой поспать.

Сняв с гвоздя шинель, он кинул ее на лавку и лег, подбросив под голову несколько папок: не идти же из-за каких-нибудь двух часов сна домой.

А комья утренней зари за окнами уже давно сменились ровным оранжевым полымем. Оно накатывалось из-за крыши стоящего напротив дома вместе с солнцем.

Засыпая, Махмут продолжал думать о Кабире. Затем его вытеснила Айслу. Об этой девушке Махмут думал всегда с большой охотой вот уже в течение четырех лет.

Одна из папок, подложенных Махмутом под голову, сдвинулась, уперлась ребром ему в шею, и он проснулся. На стене с обычной хрипотцой тикали ходики. Они показывали двенадцать.

«Опять убежали», — решил Махмут, с трудом ворочая затекшей шеей. Взглянув на стол, он увидел рядом со стопкой бумаг большую глубокую миску, горбушку хлеба и кисе с айраном.

В нос ударило ароматом разваренной баранины. Под ложечкой засосало. Махмут со вчерашнего утра ничего не ел. Плеснув из графина на руки и лицо, он вытерся носовым платком и подсел к столу. Когда покончил с едой, решил вызвать на допрос Кабира. И уже охваченный нетерпением пошел из кабинета, но на пороге столкнулся с Муратом и спросил, скосив глаза на ходики:

— Эти, думаю, врут. Сколько сейчас?

— Может, не врут. Солнце высоко забралось. Обедать пора.

— Я пообедал. А кто мне еду принес?

— Мимо твоего дома шел, старый Ходжеке увидел, дал еду, попросил накормить тебя.

— Спасибо.

Махмут вернулся к себе. В это время распахнулась дверь, и в кабинет стремительно зашел Чалышев.

— Приехал, — обрадованно протянул ему руку Махмут. — Хорошо, что приехал, новостей много накопилось.

— Хороших?

— Как сказать. Троих задержали. Оружие везли. Двадцать кавалерийских драгунок везли и пулемет.

— Допросил?

— Допросил. Врут. Говорят, на зимовке нашли винтовки.

— Вообще-то может быть. Его всюду валяется еще с войны. В Хоргосе на днях ребятишки в одной завозне целый склад отыскали.

— Вот, погляди, — протянул Махмут карабин с укороченным стволом, — такой в кстау не лежал. Видишь, как новый.

Чалышев осмотрел карабин и неопределенно повел плечами.

— Где задержанные? Ты их, думаю, по отдельности посадил.

— А то как же. Один из них однопалый. По-моему, он главарь.

Чалышев вскинул голову.

— Однопалый?

— На правой руке четырех пальцев нету. А что, встречался с таким?

— Нет, тогда не он, — уверенно бросил Чалышев. У того на левой руке не хватало пальцев, один мизинец торчал.

— У этого мизинца нету.

— Пойдем, взгляну.

Когда они открыли дверь в камеру, однопалый поднялся с пола, на котором сидел, поджав под себя ноги, шагнул к Чалышеву и уперся в него мерцавшими из полумрака кровавыми каплями зрачков.

Подступил ближе к однопалому и Чалышев. Махмут увидел, как туго набрякло у него лицо, будто постарело мгновенно. Он опустил подбородок, словно собрался сбить с ног Оспана, но пересилил себя и со сдержанной усмешкой заговорил:

— Может, скажешь, аксакал, где это и в каком кстау винтовки, как шерсть на баранах, растут?

— Аксакал уже сказал, что надо, — хрипло ответил ему однопалый и, протянув руку, попросил: — Угости, начальник Чалышев, табаком старика.

Чалышев, подумав, передал однопалому пачку папирос, круто повернулся, подтолкнул вперед Махмута, вышел, захлопнул дверь камеры, набросил засов и закрыл его на замок.

А когда вернулся к Махмуту в кабинет, спросил:

— Ну, так что ты предлагаешь?

— Один из задержанных уйгур. Больной он очень. Хочу допросить его. По-моему, он должен кое-чего рассказать.

— А может, в чека поскорее отправим? — неуверенно предложил Чалышев и выжидающе замолчал.

— Нет. Вначале допрошу уйгура, — отклонил это предложение Махмут.

— Думаешь, признается?

Махмут неопределенно повел плечами. Особой уверенности в этом у него не было. У Чалышева на какое-то мгновение еле приметно дрогнула скобка усов. Не первый день знал начальник милиции однопалого Оспана и был уверен: не таков он человек, чтобы брать на дело длинноязыких. Наверняка помощников подобрал под стать себе. Каленым железом их жечь — и тогда ничего не скажут. Чалышев тронул усы и торопливо, словно боясь опоздать со своим согласием, сказал:

— Уж если так горячо настаиваешь, допрашивай. Обещаю два дня никому ни слова про этих бандитов. Крейз и Думский вернутся послезавтра. Вот и преподнесешь им подарок. А то действительно засмеют, скажут, поймать поймали, да ничего не узнали.