— А вы, товарищи, зря серьезный сигнал Родимова обращаете в шутку, — проговорил Савинов. — Сегодня же начнем выяснять, кто и зачем нарисовал эти кресты на наших дверях и воротах.
Мы стали расходиться. Я пошел в город. В раздумье остановился на площади. Закурил. В моем секторе проживали два портных, парикмахер, сапожник и старая одинокая женщина — Анастасия Ивановна Клочкова. Она умела гадать на картах. Я знал, что через таких людей проходит много народу, что посетители, коротая в ожидании заказа время, разговаривают с ними, а перед Анастасией Ивановной они даже открывают свою душу. «Здесь я скорее всего что-нибудь узнаю», — думал я.
Свой рейд я начал с портного осетина Вано. Только я открыл дверь, как из-за стола навстречу мне, потирая короткие руки, поднялся хозяин. Небольшой рост, отлакированная лысина, необычайно подвижные льстиво-хитрые глаза, галстук-бабочка, черный костюм придавали ему лакейский вид.
Я стал расспрашивать его, не известны ли ему подробности совершенного утром в Ставрополе убийства. Он сказал, что ничего не знает. Тогда я коснулся некоторых деталей события. При первых же моих словах лицо Вано сделалось каким-то озабоченным. Он пододвинул стул, сел рядом. Слушал он меня до неприятности внимательно, даже покачивая блестевшей головой.
Я кончил рассказывать и выжидающе посмотрел на Вано. Некоторое время он молчал, морщил лоб, стараясь что-то вспомнить, а потом тихо, словно крадучись, заговорил:
— Нет, дорогой, не знаю. Что сказать вам, я человек рабочий, целый день дома сидел, работа ждал, а работа нет.
И начал рассказывать о своей тяжелой теперешней доле.
Не повезло и у следующего портного, и у сапожника, и у парикмахера. Усталый, разбитый и голодный, побрел я к последней намеченной мной кандидатуре — к Анастасии Ивановне Клочковой. Ее маленький покосившийся деревянный домик приютился на окраине города.
Анастасию Ивановну я застал дома. Это была умная, добрая старая женщина. Во время нашествия конницы Шкуро белые замучили единственного ее внука. В то время она долго прятала у себя в подполье тяжело раненного красного командира.
С ней я был более откровенен, так как был уверен в искренности и честности этой женщины, в ее добром уважении ко мне. Я спросил ее прямо:
— Скажите, пожалуйста, Анастасия Ивановна, за последние дни вам не приходилось слышать о том, что кто-то в городе собирает оружие, что замышляют убийства или еще что-то в этом роде?
Анастасия Ивановна спрятала под стол натруженные руки, выпрямилась, задумалась и сказала:
— Нет, касатик, ничего подобного я не слышала…
— Анастасия Ивановна, — задал я ей новый вопрос, — может быть, вам кто-нибудь, ну скажем, высказывал какое беспокойство за мужа, сына, отца? Ведь те, кто приходит к вам узнать свою судьбу, раскрывают душу…
— А чего же, — оживилась она, — я ведь должна знать, зачем ко мне приходят они, — иначе и карты ничего не скажут.
Анастасия Ивановна начала перечислять мне все, что ей удалось услышать от своих клиентов за последние дни, но в этих рассказах для меня по-прежнему не было ничего интересного. Я уже стал подумывать, что же делать дальше, куда пойти теперь, с кем еще побеседовать. А Анастасия Ивановна рассказывала мне тем временем про свою соседку, которая дохаживала последние дни беременности. Муж у нее служил красноармейцем в ставропольском полку. Фамилия его Прохоров, а ее зовут Авдотьей.
— Так вот эта соседка прибежала сегодня ко мне чуть свет, вся в слезах, — продолжала Анастасия Ивановна, — погадай, говорит, на мужа. Он сказал перед уходом, что но придет сегодня ночевать, что он будет кого-то арестовывать.
— Арестовывать? — переспросил я, будто очнувшись.
И вдруг отчетливо увидел кресты на своем заборе. Нет ли здесь какой связи? Кого это будет солдат арестовывать сегодня, и без нас? Уж не причастен ли к заговору полк? Я знал, что командир полка Павлов — бывший полковник царской армии, перешедший на сторону Советской власти в начале гражданской войны. В полку было еще много и других бывших царских офицеров. И хотя мы верили Павлову, верили другим офицерам, в мою душу вкралось сомнение.
Неужели мне удалось напасть на след заговора?
Нужно было немедленно действовать. Я попросил старушку сходить в полк и вызвать Прохорова, сказав ему, что жена рожает.
По недоверчивому, даже несколько осуждающему взгляду старушки я понял, что ей подобная просьба пришлась не по душе.
— Анастасия Ивановна, я ведь не ради игры хочу с ним встретиться… — Я осторожно коснулся ее худенького плеча. — Ради всего святого на земле, ради революции нашей сходите — мне нужно его видеть.
Читать дальше