Дмитрий Смирнов - Особое задание

Один из наших товарищей пустился на поиски третьей сестры Ивановой, а другой продолжал идти по следам бандита.

Послали еще один запрос под Воронеж: не вспомнит ли товарищ милиционер маршрут погони? По имеющимся данным, в него стреляли на Екатерингофском, а не на Садовой.

Покуда разрабатывали одни варианты, возникали новые.

А что, если отыскать место бывшей службы человека с тройной фамилией? Ведь он сам об этом писал.

Что еще дадут записи в дневнике?

В ночь на 1 Мая Никитин поджег праздничную трибуну на Дворцовой площади. Как значилось в «деле Орловского», после пожара осталась куча пропитанных керосином тряпок, привезенных Никитиным. В ответ на вылазку врага трибуна была отстроена за ночь с помощью жителей ближних кварталов. Очевидцы вспомнили, что вместе с ними трудились и мальчишки. Изредка они отвлекались, чтобы похвастаться принесенной доской или найденными в пепле блестящими металлическими пуговицами.

Пуговицы? Откуда они взялись? Подсмеиваясь над своими версиями, мы обходили дворы вдоль Мойки и расспрашивали подросших мальчишек, не помнят ли они о найденных в золе пуговицах. Сопровождавший нас мальчик по имени Дима — «красном проходного двора», как он себя назвал, — сумел разыскать нужных нам «пуговичников». Пуговицы не сохранились, но мальчишки в один голос уверяли, что отрывали их от лохмотьев брезентовой куртки. Такие блестящие пуговицы «с красноармейской звездой» могли быть у пожарников, хотя и не только у них.

К этому же времени наши товарищи закончили анализ двух диверсий, о которых вскользь упоминалось в никитинском дневнике. Примерно два года назад вспыхнул пожар в одном из служебных помещений, примыкавших к центральному залу с кроссами телефонной станции на Большой Морской. Почти одновременно обнаружили динамит, заложенный для взрыва, около котлов центральной водопроводной станции на Шпалерной улице. Работников обеих станций чекисты тщательно проверяли и пришли к выводу: поджог и взрыв готовили посторонние люди. Следственные показания помогли установить, что диверсии на телефонной станции предшествовало посещение представителей городского Совета и пожарного надзора. Сотрудники горсовета, окруженные большим числом людей, находились на станции непродолжительное время, а об инспекторе пожарного надзора никто толком не знал, к кому и зачем он приходил. И только бойцы охраны водопроводной станции со Шпалерной и дежурный из бюро пропусков телефонной станции с трудом припомнили, что какой-то пожарный инспектор угощал их редкими для того времени ароматными папиросами и при этом многозначительно советовал: «Затягивайтесь с соблюдением противопожарных правил».

А если поискать Никитина в списках Госпожарнадзора? И пуговицы ведь на пепелище были, по словам ребят, с куртки пожарника…

Поискали. Нашли в архиве приказ о зачислении в конце 1920 года некоего Никитина Григория Васильевича (приятельница парикмахера называла имя — Григорий) на должность техника. Проработал он там около трех месяцев, но, как видно, успел запастись бланками удостоверений. В то время в составе учреждений была большая текучесть кадров, поэтому найти в 1923 году людей, работавших в 1920 году, было нелегким делом. Кто-то из бывших сослуживцев Никитина вспомнил, что однажды встретился с ним и тот заговорил о своей работе в редакции журнала.

Лихорадочно листаем учетные карточки всех журналов. Фамилия Никитина с инициалами Г. В. встречается в ведомости на зарплату среди курьеров одной из редакций журналов. Нас отослали к старичку кассиру, помнившему всех и вся. Он думал долго, даже взмок он напряжения и потом вдруг сказал:

— Как же, помню Никитина. Такой представительный мужчина. Он даже помог сейф передвинуть. «Силенкой, — говорю, — вас природа не обошла». Он ответил, что у них в Опочецком уезде все такие дюжие.

— Вы не ошиблись — именно в Опочецком?

— Мы, кассиры, — люди точные. — Старичок даже обиделся за недоверие.

Поблагодарив его, мы впоследствии выяснили в Опочецком уезде Псковской губернии, что Никитин Г. В. в юные годы привлекался к суду по делу о краже телефонного имущества. Наш сотрудник немедленно выехал в уезд, ибо мы подозревали, что Никитин может укрываться у себя на родине.

А пока пришел обнадеживший нас ответ из-под Воронежа: милиционер выздоровел и писал уже сам. Извинялся за путаное первое письмо. Скорее всего его действительно ранили на Екатерингофском. Он помнит только, что прополз еще несколько метров, поднял голову, пытаясь рассмотреть парадную, из которой стреляли, но в глазах замаячили змеи, а что было дальше, не помнит. «Пусть товарищи чекисты не смеются, — заканчивал он, — но змеи и вправду маячили, только на резьбе парадной двери». Мы нашли и парадную и змей, точнее, одну змею, вьющуюся вокруг чаши, — медицинскую эмблему (видимо, в доме была когда-то фельдшерская школа).