Михаил Ланцов - Помещик. Том 1. Сирота

Мерзко?

А что нового в этом? Он прекрасно помнил, как его отец, в ныне безгранично далеком XXI веке, сокрушался по поводу законов о самообороне. Что, дескать, они были выстроены таким образом, что отстаивали интересы преступников, а не честных людей. И что защита своей жизни, имущества и близких удивительно скользкая тема, даже если эти самые преступники, размахивая оружием ворвались к тебе домой. Легко могло оказаться, что применение дробовика для спасения жены или дочери от изнасилования посчитают превышением самообороны и посадят тебя основательно и надолго. Ведь они всего лишь насиловали. Убивать то этих честных и замечательных людей зачем?

Так что ничего принципиально нового в этом плане за пятьсот лет не появилось. И раньше лучше не было ничуть. Это злило. Это раздражало. Но заставляло трезво мыслить. Парень прекрасно понимал, что если его попытаются избить, то он достанет саблю. Даже если это испортит его карьеру. А то, что родственники пострадавшей стороны что — нибудь гадкое учинят он был абсолютно уверен. Да, Петр был не прав. Но разве справедливо, чтобы какой — то сопляк оказывался правым? Он, а не уважаемое семейство?

Получится у священника пересидеть до верстания или нет — не ясно. Но Андрейка не спешил проверять, чего там у них на уме. Поэтому, когда на подворье Афанасия вошло несколько незнакомых вооруженных мужчин, он схватился за саблю и как — то весь собрался.

Гости отреагировали также, схватившись за оружие, но не извлекая его. Просто положили руки на эфесы сабель, готовые в любой момент их извлечь.

— Хозяин, — положив руку на плечо Андрейки, произнес Устинка. — Это дед твой Степан. Разве не узнал?

— Дед? — удивленно переспросил парень.

— Андрейка? — не менее удивленно спросил дед.

— Совсем не узнать. — покачал мужчина лет за тридцать, стоящий рядом. Красующийся довольно неприятным шрамом через все лицо, явно сабельным.

— Зато Устинка с Егоркой вот они, — улыбнулся третий мужчина средних лет с улыбчивым лицом. Но Андрейка не сомневался — эта улыбчивость лукава, так как глаза говорили о совсем иных личных качествах.

Дед чуть помедлил.

Усмехнулся.

Убрал руку с сабли и произнес:

— Ну здравствуй внучек. Ты всех гостей так встречаешь?

— С волками жить, по волчьи выть, — пробурчал Андрейка, также убирая руку с эфеса. Хотя не хотелось. Потому что родственнички не вызывали у него ни малейшего доверия. Рожи бандитские, что ух. Как, впрочем, и у всех вокруг. Что особенно доставляло его в церкви, когда во время литургии эти «милашки» нараспев тот же символ веры произносили.

Улыбчивому мужчине произнесенная парнем фраза почему — то очень понравилась. Из — за чего он сначала хохотнул, а потом начал смеяться, скорее даже ржать, до слез.

— Да будет тебе, будет Фомка. — похлопал его по плечу дед.

После чего прошел к хате и сел на лавочку. Вытянул ноги и с нескрываемым удовольствием расслабился.

— Я думал, что у вас смотр.

— Мы с поручением от воеводы прибыли, — серьезно произнес дед, а по лицу остальных скользнула едва заметная улыбка. Что намекало на то, почему именно им было дано поручение именно сейчас, и именно здесь. — Да уж. Ну и заварил ты кашу.

Парень промолчал.

— Ничего сказать не хочешь?

— А что сказать?

— Мда. Я тут пообщался с воеводой и пришел к выводу, что твоя судьба не завидна.

— Деньги к деньгам, порок к пороку, несправедливость к несправедливости, — пожав плечами ответил Андрейка. — Тот, кто привык творить зло никогда в нем не раскаивается и искренне обижается, ежели ему укорот дают.

— Не тебе это судить! — рявкнул дед.

— Ты считаешь, что я должен был безропотно отдать Петру долг, который тот выдумал? И что бы получилось? Каждый, более заслуженный человек подходил и заявлял будто бы я ему денег должен? Так что ли?

— Не веришь ты в людей, — с ехидством в голосе произнес от ворот воевода.

При появлении воеводы дед встал, ибо сидеть в присутствии более высокого чина не полагалось. Во всяком случае, без особого на то разрешения.

— Я верю в Бога, — сухо ответил Андрейка, — а кумиров себе плодить — грех.

— Видишь, какой колючий? — обращаясь к деду, спросил воевода. — Как я и говорил. Молодой волчонок. На всех рычит, только что не бросается. Бабу ему надо.

— Марфу? — с раздражением спросил Андрейка.

— А чтобы и не ее?

— Ты, верно, смерти моей хочешь. Я видел, как ее мать на меня смотрела. Будь ее воля — руками бы на куски порвала. С такой тещей да женой я и седмицы не проживу. Как там говорят? Отчего сдох — то муженек? Да грибочками отравился. А чего синюшный такой? Так есть не хотел…