Михаил Ланцов - Помещик. Том 1. Сирота

— Приплыли, — констатировал Андрейка, когда из — за очередного поворота реки показался отцовский дом. Точнее то, что от него осталось.

Когда — то это был сруб — пятистенок.

На первый взгляд — скромно. Тем более для поместного дворянина, пусть и мелкого. По крайней мере, наш герой ожидал чего — то большего. Но простые селяне в таких не жили. Подобные домики были для них слишком дорогим удовольствием, вынуждая обходится землянками, мазанками и прочими эрзац — решениями. А вот поместные дворяне — да, пользовались. Они пусть и с трудом, но могли себе такие «хоромы» позволить. Как и отдельные зажиточные «персонажи» в селах.

Обойдя вокруг остатков избы Андрейка лишь пожал плечами. На его взгляд избушка была маленькой. «На выпуклый взгляд» три на пять метров, да всего в один этаж. Хотя Устника сказывал ему в дороге о большом доме. Так что наш герой был в некоторой растерянности. Скорее всего, в местных реалиях этот домик и считался большим. Как знать? Во всяком случае застройка Тулы никакой монументальностью не отличалась. Двухэтажных домов практически не было.

Более внимательный осмотр дома дал достаточно интересный вывод. Венцы его уцелели на добрый метр от земли. Обгорели в разной степени, но уцелели. Перекрытия провалились внутрь, как и солома с крыши. Она, по всей видимости, была сыровата из — за чего не столько горела, сколько чадила. И обвалившись, стала активно вытеснять своими продуктами горения кислород. Что и потушило дом. А вместе с тем спасло от огня и то, что лежало на полу. Понятное дело — после татар там вряд что — то ценное осталось. Но в сложившихся условиях даже лишний горшок керамический — уже полезное приобретение…

— … … мать! — в сердцах воскликнул Андрейка, зацепившись за какую — то палку и едва не упав.

Выругался. И замер, задумавшись. Ведь никто вокруг не говорил ни единого слова о его матери, а тело не сохранило никаких воспоминаний. Но ведь так не бывает. Отцы не размножаются почкованием. Вот он и решил поинтересоваться у своих холопов, вдруг они знают?

— Так взмерла она, — удивился Егорка. — Почитай лет ужо за добрую дюжину. Как понесла опосля тебя, так Богу душу и отдала.

— Али запамятовал? — не меньше удивился Устинка.

— Как в тумане все… — осторожно ответил Андрейка.

— Бывает, — тяжело вздохнул Егорка, потерявший всю семью во время татарского набега. И все эти воспоминания об умерших родичах растеребили в нем грустные мысли.

— А какая она была?

— Прасковья то? Уродилась дочерью Семена Крапивы[2] что из Коломны, — уважительно произнес Устинка и подняв глаза к небу, перекрестился, а потом добавил: — Добрая баба была. Царствие ей небесное.

— А что? Дед то мой жив еще?

— А кто же про то ведает? — пожал плечами Устинка. — Я его уже много лет не видал.

— Коли весточка до него дойдет сам объявится.

— Да, — кивнул Устинка, согласный с Егоркой.

— Может к нему и податься? — подумал вслух наш герой.

— Денег он тебе не даст. — твердо произнес Егорка. — И мерена не даст. Даже меренца.

— А почто так? Не люб я ему?

— Люб… не люб… Не имеет он лишних коней и денег. У самого трое сыновей да семеро внуков, окромя тебя и бати твоего покойного. И ты один — тута, как отломанный ломоть, а они все под боком.

Андрейка немного помолчал, размышляя о том, как дела его складываются. И о своих «родственниках Шредингера», которые вроде бы и есть, а вроде бы и нет.

Точнее не так.

Они есть. Точно есть. Пусть не дед, так дяди или братья двоюродные. И если совсем припечет — к ним имеет смысл обратиться. Потому что пойти под руку того же деда не в пример лучше, чем оказаться под началом чужого человека. Дед ведь не заинтересован в том, чтобы Андрейка сидел в послужильцах пожизненно.

Но все одно — клеймо послужильца — серьезное дело. От него не так просто отмыться. Даже если ты под рукой родича ходил — все равно плохо. Не потому что под рукой, а потому что послужильцем, а не полноправным поместным дворянином. Для карьеры в здешних веках — огромное дело! Как Андрейка читал в свое время, и как краем уха уже услышал — местничество здесь цвело и пахло до такой степени, что могло войско парализовать. Иоанн IV свет Васильевич царь и Государь Всея Руси, конечно, мог много кому хвосты накрутить. Но даже он пока не в силах был противодействовать местничеству. А в нем что главное? Не допускать родового позора и не ходить «на понижение». То есть, держаться дел, в которых чести больше. И копить статус, копить потихоньку, передавая положение от отца к сыну. Этакий вариант родового рейтинга.