Артур Самари: Русская жена эмира

Даврон молча снял с плеч халат, затем вынул из сапога кривой нож и разрезал ватную подкладку. Когда в руках дервиша появился конверт, консул сам подошел к нему и взял письмо. Уже в кресле Эссертон ножницами вскрыл конверт. И в самом деле на белой бумаге имелся герб Бухары. Он не раз получал такие письма от Алимхана. Тогда консул жестом предложил гостю сесть на один из стульев у стены.

Письмо было написано на английском языке, и Пит легко догадался, что это мог сделать лишь Виктор, русский полковник. Еще не начав читать, ему подумалось: «Видимо, дела у Алимхана плохи и он опять нуждается в оружии». Не сомневаясь в этом, консул принялся за письмо, которое начиналось так:

«Досточтимый друг мой Пит, который представляет могучую империю Великобританию! К Вам обращается эмир славной Бухары с необычной просьбой и рассчитывает на поддержку Британской короны. Как Вам известно, после революции в России наши страны значительно сблизились, и Великобритания последние годы помогала нам не только морально, но и посылала караваны с оружием. За что мы очень благодарны. С помощью этого оружия нам удалось защитить Бухару от нападения ненавистных большевиков и даже разгромить армию комиссара Колесова.

Но за последние месяцы политическая жизнь нашего благодатного края сильно пошатнулась. Этот русский шайтан, Ленин, послал из России к границам Бухары большую армию своих красноармейцев. Наверное, вы уже знаете, что недавно они взяли Карши и кольцо вокруг Бухары сжимается, хотя сами большевики заявляют, что у них нет враждебных намерений против Бухары. Я не верю им. Сейчас в Самарканде они создают большую армию из мусульман России, которые готовятся к захвату Бухары. Нам также известно, что через два месяца большевики начнут наступление на Бухару. Однако на этот раз мы не уверены, что сможем остановить русских. Потому уже сейчас я должен обезопасить казну Бухары – это огромное количество золота. Сокровища Бухарского ханства, которые копились моими предками около двухсот лет, не должны оказаться в руках большевиков. Если даже они захватят мою страну, то это будет временным успехом, потому что большевики долго не удержатся у власти. Народ обязательно прозреет и скинет этих разбойников с престола. Тогда наша казна снова вернется в Бухару.

Друг мой Пит, прошу Вас и в Вашем лице Британскую империю взять на временное хранение казну Бухары. Если дадите добро, то через полтора месяца караван с золотом прибудет в Кашгар, в резиденцию английского консула. В таком случае я стану Вашим личным должником, и, конечно, такая услуга будет вознаграждена очень щедро.

Это письмо доставит мой верный слуга Даврон, дервиш, под правым ухом которого есть большая родинка. Это его примета. Он же доставит ответ.

Большой привет шлет Ваш друг Николаев.

Его величество эмир Бухары Саид Алимхан».

Дочитав письмо, Эссертон опустил его на стол и задумался. Столь внезапная просьба эмира потрясла консула. На какое-то время он застыл в своем кресле. Эссертон являлся не просто консулом, он еще занимался сбором военных и политических сведений и, как разведчик, знал точную цифру золотого запаса Бухарского эмирата – это более десятка тонн золота, не говоря о драгоценных камнях. Без сомнения, такой вопрос будет решаться в Лондоне. И если правительство даст добро, то он обязан принять все эти сокровища в небольшом здании консульства. Для него это невероятная ответственность: сохранить казну чужого государства. И Пита охватило сильное волнение: сердце забилось с огромной силой, лицо стало горячим.

Вдруг один из солдат, стоявший у двери, закашлял. Консул очнулся и глянул на охранника как-то рассеяно, а тот с шумом высморкался в смятый платок. Эссертон вспомнил о гонце, который ждал ответа, как бы разглядывая под ногами персидский ковер.

Консул отпустил солдат, и один за другим они вышли из кабинета, хлопнув за собой дверью. Обычно англичанин ругал за это, но сейчас было не до них.

Эссертон взял со стола колокольчик и вызвал слугу. Дверь отворилась, и вошел пожилой человек с монгольской внешностью, одетый, однако, в европейскую одежду – светлые брюки, рубашку и даже при галстуке. Питу хотелось, чтобы и его слуга походил на европейца – это напоминало ему о родном доме в далекой Англии с ее чопорными слугами. Но этот восточный человек тяжело поддавался воспитанию. И вот он опять улыбается, склонив голову и прижав ладонь к груди, хотя Пит не раз напоминал, что лицо слуги не должно выражать ни радости, ни скорби. Но сейчас было не до условностей, и консул распорядился: