Виктор Богданов: Ворон Темного урочища

Друзья, такие же солдаты, как и он, знавшие об его отношениях с Мартой, силком затащили его в ту пивную недалеко от речного порта. Они хотели просто немного подшутить над ним и потихоньку подливали в пиво шнапс, от которого Ганс, выпивший три кружки пива, порядком захмелел. Он не помнил, когда и как оказался на улице и повстречался с комендантским патрулем. Сам по себе проступок солдата не грозил страшными последствиями. В худшем случае ему пришлось бы отсидеть несколько суток на гарнизонной гауптвахте. Это в том случае, если бы он не бросился бежать от патруля. Но Ганс, сам не зная почему, побежал. Его поймали почти сразу.

Побег от патруля – это уже более серьезный проступок. Здесь гауптвахтой не отделаешься. Уже через неделю Ганс в составе специального батальона отправился в Россию на восточный фронт. Говорили, что их отправят куда-то на юг России, где доблестные армии вермахта рвались к нефтяным промыслам города с непонятным названием «Баку», но вместо этого поезд остановился на какой-то небольшой станции, со всех сторон окруженной непроходимыми лесами.

Вместо фронта они оказались в небольшом русском городке. Сначала Ганс обрадовался, что до фронта они не доехали, и не совсем понимал, почему другие солдаты, старшие по возрасту, ходят хмурыми и злыми. Потом ему всё стало понятно. Здесь, в этом далеком от настоящего фронта городке, тоже был фронт. Русские бандиты, которые называли себя «партизанами» не хотели воевать цивилизованно, как положено нормальным людям. То тут, то там на дорогах они устраивали засады на доблестных немецких солдат и офицеров, взрывали машины, пускали под откос поезда, стреляли из кустов, подворотен. Никогда нельзя было сказать – мирный это человек или замаскировавшийся партизан. Красивая девушка могла насыпать отраву в солдатский обед или подложить мину, мальчишка мог кинуть гранату в проходящий по улице патруль, а бородатый русский мужик, с готовностью тянувший с головы шапку перед немецким офицером, вполне мог ночью с пулеметом или автоматом поджидать на шоссе одинокую машину.

Иногда эти люди объединялись в партизанские отряды, которые прятались в лесах вокруг городка и не давали покоя немецким властям своими вылазками, нарушая немецкий порядок и срывая различные мероприятия властей. Вот для ловли этих бандитов их батальон и был направлен в этот русский городок. Разобравшись во всем этом, Ганс тоже загрустил и ходил мрачнее тучи. Он уже сбился со счета, столько раз проклинал своих приятелей, вздумавших подшутить над ним, и с тоской вспоминал румяную Марту в чистом и ухоженном Тильзите.

Здесь же приходилось ездить по деревням, отнимать у русских продукты, которые так нужны были на фронте, а местные крестьяне, не понимая, что Великая Германия несет им освобождение от тирании большевиков, эти продукты прятали. Прятали они и молодых парней и девушек, руки которых нужны были для работы в фатерлянде, или, того хуже, отправляли их в лес к бандитам. Гансу уже несколько раз приходилось участвовать в карательных экспедициях против жителей, в селениях которых или рядом с ними были нападения на немецких солдат. По приказу фюрера такие селения стирались с лица земли – все дома и постройки сжигались, а население расстреливалось на месте. Но даже такие суровые меры не приводили к желаемым результатам, русские продолжали саботировать поставки для немецкой армии, а бандиты только усиливали свои нападения. Каждый раз после очередной такой операции Ганс напивался вместе с другими солдатами крепкого и вонючего русского самогона, а назавтра, проспавшись, писал в Тильзит Марте большие письма, в которых ни слова не упоминал о расправах над мирными жителями и от души расписывал свои подвиги в борьбе с русскими партизанами. Каждое свое письмо он заканчивал строчкой из известной популярной песенки: «Ауфидерзейен, майне кляйне, ауфидерзейен».

*

Странно, но даже сейчас, вечером, не было ни одного комара. И не только у костра, где все собрались на вечерние посиделки, но и вдали от него. В прошлую ночь они тучами атаковали туристов несмотря на то, что все намазались толстым слоем отпугивающей мази, а сегодня ещё никто не слышал ни одного комариного писка. Объяснить их отсутствие в лесу, да ещё рядом с озером, не мог даже Александр Александрович, не говоря уже о Лиде или Леониде Владимировиче.