Елена Соколова - Избранное. Проза. Стихи.

Сегодня духи предложили ему встречу с предками.

И вот бабушка в совершенно реальном образе, одетая в своё повседневное хлопковое платье в тёмных цветах, сидит в кресле напротив Анатоля, улыбаясь строго и нежно (так умела только она).

Они долго смотрят друг на друга, наслаждаясь встречей.

Общение с умершими имеет свои особенности. Здесь нет нужды в детальных беседах, спорах или долгих диалогах. Всё понимается без слов, взаимный обман невозможен.

– Как ты, внучок? – наверное, сказала бы она в реальности.

– Ой, бабушка, мне очень плохо, страшно и одиноко, – ответил бы Анатоль и заплакал.

– Всё пройдёт, поверь мне: ничего не стоит в вашем мире такого трагического, цепкого к мелочам отношения. Насколько отсюда всё выглядит по-иному! Знай я об этом раньше, разве стала бы я тратить жизнь на то, чем занималась?

– А чем бы ты стала заниматься, бабушка?

– Извлечением знаний! Из всего! Знаний самых разнообразных! Любыми способами нужно получать знания, мой мальчик. Вот этим бы я и занималась. Старайся обходить стороной жалкие страсти людишек, и сам не зацикливайся на ерунде. Всё пройдёт. Останутся лишь результаты весомых дел, и с ними ты когда-нибудь предстанешь здесь.

– Но как же моя практика? Ко мне приходят люди, и они просят помочь, и колдовством я зарабатываю на жизнь.

Лицо бабушки опечалилось.

– Я знаю, дорогой, и я виновата в том, что ты стал этим заниматься… Старайся всё же не очень отягчать свою совесть – никакие деньги того не окупят, поверь мне. Я же буду отсюда следить за тобой и по возможности охранять от неприятностей. Если ты, конечно, примешь к вниманию всё то, что я тебе сказала и не слишком будешь грешить.

Они ещё долго беседовали. Бабушка рассказывала внуку о великолепных вселенских дарах, о благодати, которые есть только там . О тех новых безбрежных знаниях и таинствах, которые открылись ей уже после смерти. И о неизреченных муках наказания за всё содеянное на Земле.

Придя в себя, Анатоль ощутил покой и тихую радость. Он вытер слёзы с глаз и решил завтра не медля отправиться в церковь – заказать бабушке заупокойную мессу.

Гретхен возвращалась от врача. К нему её привели нестерпимые боли в тазу, бедре, ноге. Сначала болел только таз, а боль отдавала в ногу. Но потом заболело всё тотально, и непонятно было, где крылся очаг.

Доктор долго рассматривал снимки, смотрел на бумажки с анализами, но определённого вывода так и не сделал. В результате, вздохнув, протёр очки и сказал:

– Диагноз Вам поставить не могу. Картина совершенно непонятная. Ясно одно: всё началось с банального перелома, когда Вы упали с лошади. Лечение проводилось правильно. Что происходит сейчас – сказать трудно. Анализы в норме. Снимок неплохой. Будем наблюдаться дальше.

Гретхен ехала из больницы раздосадованная:

– Вот тебе и медики. Ни черта не понимают. А деньги берут, и немалые. И «щёки надувают» ради важности, хотя на самом деле ничего из себя не представляют.

Дома подошла к телефону – звонил отец:

– Mein Liebling, как твои дела? Ты была у врача?

– О, папа, он совсем не сказал мне ничего определённого, а нога всё болит. И не только нога – тянет весь низ, это прямо проклятие какое-то…

Пауля обожгло это слово. «Проклятие»… Наверное! Скорее всего! Разве мало он натворил за годы войны? И куда-то же должны были деться все те слёзы, стоны, мучения, обиды? Где-то ведь они сохранились? Где-то во времени и в пространстве. Где-нибудь там, куда не всякому смертному удаётся заглянуть. Разве что такому, как Анатоль. Да, конечно, нужно срочно ехать к нему! Какое золото может быть дороже жизни дочери?! Жену свою он уже потерял. И не исключено, что причиной тому стала его банальная жадность. А ведь никогда в жизни он не слыл скрягой, что же с ним происходит?!

Он подошёл к сейфу, набрал секретный код, достал полевой военный мешок. Выложил содержимое на стол. И застыл, как парализованный. Золотые драгоценности словно гипнотизировали его. Особенно притягивала взгляд килограммовая скифская дельта-пантакль, изящная, не смотря на свою тяжесть. Её на груди носил древний вождь, не иначе. Тонкой выделки фигурки сплетались в бытовые сюжеты, в которых не было ничего особенного: какие-то сцены обычной жизни древнего воинственного племени. Прекрасные женщины с их полными, монументальными телами и грациозными поворотами головок, мускулистые бородатые всадники верхом и на колесницах. Мастеру удалось через века передать восхищённому потомку их дикий, непокорный норов. Но чем так притягивала дельта его, Пауля? Искусной ли работой, просто ценностью золота, красотой, или чем-то таинственным, непонятным, что было заложено в сам сплав, в саму идею, в саму суть произведения?