Лада Любимова: О Богах. О Людях. И немного – о Монстрах

– Спасибо, – тихо прошептала я, – но чего ты ждёшь?

Чёрная пантера лишь мигнула, размеренно дыша.

Наконец, я смогла встать. Теперь я знала: животные внутри грязных клеток стремились выжить. Они страдали, болели, терпели, мучились, ждали, но объединяло их одно – жизнь. Доведённые до отчаяния, лишенные воли, силы, с искалеченными телами, кто-то обречённо, кто-то с терпеливым спокойствием ждали своей участи. Но они жили. Их инстинкт, самый важный, древний, единственный вторил изнутри: жить-жить-жить!

Повинуясь воле, которая затащила меня сюда, я двинулась дальше – вернулась в центральный зал и повернула в другой коридор, старательно избегая встреч с «обслуживающим персоналом».

Пройдя вглубь, я подошла к огромному резервуару, окружённому железным помостом. На помосте стоял служащий в спецкостюме и бросал куски массы из ёмкости в резервуар со зловонной чёрно-зелёной жижей. В углу резервуара стояли кучей бегемоты, они жались друг к другу, выражая растерянность и испуг. Куски массы из ведра предназначались для иного обитателя – из жижи медленно выплыла голова огромного крокодила. Огромный – слово неуместное. Гротесковость зрелища поражала воображение. Когда крокодил показался на поверхности, хлопнув хвостом, жижа разлетелась во все стороны.

Бегемоты больше не боялись. Они были безнадёжны. Потому что что-то пошло не так. Набежали служащие, кричали, тащили палки и крюки. Принесли длинный шест, на шесте —здоровая петля. Ею начали ловить крокодилью морду, что бы зажать пасть, потому что иначе он сожрёт всё: бегемотов, служащих, других зверей. Поймали. Крокодил сорвался. Он бесновался всё больше и больше!

Агрессия, агрессия, агрессия! Ничем не измеримую, необузданную и беспричинную агрессию источал крокодил. Он пожирал всё, что можно переварить, но ему всегда было мало, он требовал ещё и ещё, и, если не давали, он забирал сам. Нет способа остановить эту агрессию, которая уничтожает всё живое на своём пути. Её можно только беспрерывно кормить, а она ненасытна. Агрессия разрывала мой мозг и сердце, взрывала воздух вокруг, а я бежала, бежала прочь по коридору с клетками, в которых дрожали по углам измученные животные.

Я бежала, падала и снова бежала, и снова падала куда-то вниз, пока не захлебнулась своим дыханием от быстрого долгого бега. Сердце рвалось наружу, голова кружилась, сознание путалось. Я упала в изнеможении.

Когда я очнулась, то клеток не увидела. Вместо клеток вдоль стен располагались стеллажи, на которых стояли ящики с растениями. Тот же сумрачный оранжевый свет и мерзкий запах. Отвратительный запах, не такой, как у зверей – другой. Так пахнет от застоявшейся силосной ямы – кислая гниль.

Растениям было отнюдь не лучше, чем животным. То была жажда. Они страдали. Как они могут жить тут без солнечного света? Но они жили и жаждали.

Я поднялась и медленно пошла по коридору. На полках были собраны коллекции на любой вкус заядлого флориста: от огурца до помело, от ромашки до орхидеи. На полу в ящиках – деревья. Только вот цвета тут блеклые, а листья жухлые. Я шла, а они тянули ко мне свои веточки и усики.

Стебли лианы расстилались по полу. Переступая лиану, я упала – она в меня вцепилась! Лиана обвила мою ногу и сдавила её, она пыталась проникнуть внутрь меня через кожу. Стебель был бледным, холодным и студенистым.

– Пить… пииить… – шипело растение, – пииить…

Как? Как растение может хватать меня за ногу и просить?

Конечно же, оно молчало. Я чувствовала его. Его жажду. Я знала: сколько бы воды не впитали корни этих растений – они никогда не насытятся. Вечная жажда.

Я легко освободилась. От неожиданности нападения я испугалась, но хватка оказалась слабой – стебель был почти безжизненным. Я прошла дальше, пока не наткнулась на лестницу. Лестница вела вниз.

Медленно, очень медленно я подошла к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, скользкую и ржавую, я замерла. Моя воля вернулась ко мне, я могла решать: идти или не идти. Я могла выбрать: познавать или не познавать.

Я выбрала познавать, решила идти. Я позволила чьей-то чужой воле присутствовать во мне: она показывала мне то, что я себе разрешила.

Внутрь меня вторгалось что-то, чего я никогда не ведала. Что-то не-человеческое, не-животное. То, что не присуще этому миру, то, что человеку не дано постичь – но оно входило в меня. Не на что не похожее, не переживаемое чувствами, не видимое образами, не выражаемое словами, не проявленное действиями – возможность быть. Оно проходило сквозь меня, жило во мне. Оно искало интерпретацию, выражало себя во мне. Оно рождалось в чистоте своей кристальной, смешивалось со мной, растворялось во мне. Стремилось, удерживало, требовало, привлекало, поглощало. Объединялось, питалось, росло.