Филипп Зеленый - Мантикор. Предания военно-космических сил Земного Альянса

В общем, перебил чип, махнулся с одним парнишкой куртками и оказался капралом Федоровым, из орбитальных технарей, в отпуске по ранению. Больше всего нервничал, когда брал билет на орбитальной станции над Свободной, не знал, как покажет себя перепрограммированный чип. Кодировал я его почти на коленке. Однако, все прошло гладко. И шло хорошо вот до этой самой минуты. Когда я услышал Зов.

Если бы я спал, я бы, наверное, умер, как минимум, от страху. Если бы я бодрствовал, наверное, тоже, ибо списал бы все на расшалившиеся нервы. Но я был обколот несоображайкой и прихлопнут ментальными печатями по категории А. Когда приличный ментат не может даже палец на ноге почувствовать внятно. Мы уж сколько раз говорили, что от этой дряни – один туман в голове, ан нет – положено, значит, положено.

…Путь в шаттл идет через шлюз ментального контроля. Где стальной истукан с милым голографическим личиком медсестры вкалывает ампулу несоображайки, и, пока ты приходишь в себя, хлещет сверху типовую ментальную печать такой силы, что конь про копыта забудет. Никакой тебе тонкой настройки, зато силища зверская. Надо же было как-то применять халявные варлонские гипноизлучатели – и вот, пожалуйста, придумали! Неделю после этого ходишь, как во сне, все пресное и безвкусное. Хотя, казалось бы, куда уже больше. Короче, вата ватой. Но было это четыре дня назад. Не могло меня еще отпустить – просто по-любому!

Я это все к чему рассказываю, к тому, что был бы бодрый – ни за что бы не поверил, а может быть, и не услышал. А так я дремал в креслице, поглядывал на милые пейзажики, проносящиеся за окном, и тут услышал Зов. Он шел Оттуда, еле слышный, но медленно усиливающийся на грани осязания, в переходе из ничто в нечто.

Сказать, что я психанул, было равносильно замалчиванию. Я никогда так не боялся, видимо, потому, что никогда за последние тридцать лет не был так расслаблен, безмятежен.

Я испугался сразу весь. Всеми клеточками тела разом. И рефлекторно сделал то, чего сделать не мог. То есть, не «не мог, потому что был обколот и заблокирован», не-е-ет, я сделал то, что не мог никогда, и никто не мог, кроме покойного Волка. А именно: я выдернул кусок изнанки и завернулся в него. Причем, сделал это рефлекторно, не давая себе вспомнить, кто я и где.

Последующие события прошли, как в замедленном кино. Свет. Тьма. Частые яркие вспышки. Плавные повороты пространства, меня качало, как в лодке или в гигантской колыбели. Опять свет. Опять тьма. Тьма.

Кажется, там все кончилось. Надо выбираться из кокона. Вот только как?.. Мозг работал, как часы, но данных было чертовски мало. Я знал, что такое возможно, и волки могли откалывать фокусы и похлеще, но сама механика была не понятна. Мой мастер-наставник когда-то рассказывал, что пару раз проделывал такой финт, но тоже на пределе сил, и обычно кокон сваливался сам. Что это, толком не известно, но, говоря ненормальным языком – это такое зауголье мира. Она как бы и здесь и не здесь. Ходить там нельзя и делать нечего, да и силы она твои жрет только в путь, но переждать какую-нибудь катавасию можно. И демонам туда ходу нет.

Я прислушался. Вот уж действительно – блокада так блокада! Когда чувствуешь себя внутри огромной диванной подушки, или плюшевого мишки, если угодно. Кругом тишина, покой и вата. Наш мир виден очень смутно, как через толстое и мутное стекло. И то благодаря тусклым огонькам. Я прислушался, принюхался, но – тщетно. Тишина и пустота. Однако я знал, что там уже спокойно. Как возвращаться – вот чего я не знал, поэтому просто пошел в нужном направлении. Я шел, продирался через вату, продавливал резину, бежал, полз и грыз, пока не кончались силы. Бил. Пихал. Плакал и лежал в направлении жизни. Потом силы кончились.

Пришел я в себя утром. Или днем. Свет был не искусственный. Под казенной капельницей. Я их сразу узнаю, насмотрелся. Первая мысль была, что я опять в госпитале на Мантикоре. Однако необычайная легкость в теле и свет говорили совсем за другое. Мантикорская гравитация отличается от земной совсем немного, но весьма чувствительна по возвращении. Отсутствием этой самой легкости.

Палата была светлая. Окна забраны жалюзи, но за ними колыхалось что-то зеленое, должно быть, ветка дерева. Я покинул Землю в тринадцать лет, сначала – колледж-интернат на Свободной, потом университет, который мне не суждено было закончить из-за конфликта с дренладцами. Два месяца в учебке. И вот ты уже в космодесанте, парень. Надежда и опора ВКС. Смертность – около сорока процентов в первый год службы даже в условиях мирного времени. Древние байки про увальней, которых посылали пинать спящего дракона, это про нас. «Эй, парни, попинайте вон ту штуку, а мы посмотрим на эффект с орбиты!». Четыре раза я был в госпитале по-серьёзному и пару десятков раз отделался лазаретом. Это все было, как в прошлой жизни. До того, как нас бросили «на усиление охраны М-урановых шахт».