Алексей Клёнов: Месть без права передачи

– Не надо, старшой. Не марайся. Я понимаю…

Старший резко сбросил мою руку и сквозь зубы процедил:

– Что ты понимаешь, командир? Три месяца назад из-за такого ублюдка моя младшая дочь погибла. Прямо во дворе школы. Ей было тринадцать. Тринадцать!!! Жена моя поседела в один день. И старший сын, посмотри на него, – мужик кивнул на второго патрульного, – повзрослел раньше времени. А ему и восемнадцати нет. Добровольцем пошёл в ополчение, кончилось у него детство, как сестрёнку похоронили. Понимаешь?

А второй патрульный уже снял «калаша» с предохранителя и передёрнул затвор. Дело принимало совсем уж дурной оборот. Если сейчас ещё и Стасик с Азиком поддержат патрульных я не смогу их всех четверых удержать. Диверсант, видя такой оборот, побледнел и почти проблеял:

– Мммужики-и-и-и!!! Не убивайте, всё скажу. Гадом буду, я много знаю!

Но всё же мои парни молодцы. Верно поняли моё положение, и поддержали, наступив на горло собственной песне. Вывалившийся из салона Стасик в две секунды мягко обезоружил молодого патрульного, а Азик, зашедший сбоку, зафиксировал старшего патруля. Я, чтобы хоть малость разрядить обстановку, коротко врезал диверсанту под диафрагму, и затолкал его обратно в салон. После чего тихо и мягко попросил:

– Не надо, ребята. Поверьте, мы вас понимаем. У самих руки чешутся. Но не можем мы так, самосудом. Да и нужен он ещё. Вы простите нас. Мы вашему горю искренне сочувствуем, поверьте. Но допустить расправы над пленным мы не можем. Простите. Если вам трудно с собой справиться, мы сами его в комен…

– Ты кто? – резко перебил вопросом старшой. – Из каких тылов вылез? Я с лета прошлого года на передовой, мы там таких…

И заскрипел зубами, не в силах закончить. Я коротко глянул в его глаза, злые, беспощадные, и похолодел. Как бы он и на нас не кинулся с голыми руками. И ещё в глазах у него – слёзы. И такая печаль, что у меня ком в горле застрял, и слова с трудом произнеслись:

– Я – «Трёшка». Так и передай в комендатуру. И этого урода доведи. Ты понял? Иначе сам под трибунал пойдёшь. А твоя жизнь на другое потребуется, не губи её.

Мужик, услышав наш позывной, вдруг отмяк и почти восторженно уточнил:

– Та самая «Трёшка?! Ну… Прости, братишка, плохо о тебе подумал.

Протянув руку к Стасику, он попросил:

– Ты сына то моего отпусти, солдат. Хрен с ним с этим уродом. Пусть поживёт. Пока. Доведём мы его, не сомневайтесь. А вам спасибо, парни. О вас же легенды ходят! Жене расскажу – не поверит что я с самой «Трёшкой» говорил! Вы это, парни… Устройте им там фейерверк такой, чтоб в Киеве было видно. Пусть, твари, полюбуются, как их на Донбассе весело встречают. С почестями.

Выдернув из машины малость оклемавшегося после моего удара диверсанта, старшой ткнул его мордой в машину и сноровисто сковал руки за спиной наручниками. Похлопав по плечу, увесисто предупредил:

– Вздумаешь бежать – я тебя даже убивать не стану. Прострелю ноги и отдам прохожим, сообщив, что ты есть за фрукт. Вон их сколько на улице, и все тебя очень любят. Усёк?

Диверсант молча кивнул, совсем потеряв от испуга дар речи. А старшой протянул мне руку и представился:

– Мыкола меня зовут. Николай, то есть. Сам шахтёр. А сына – Борис. Студент политеха. После войны закончит. Удачи вам, парни. Храни вас Бог. Всей семьёй за вас молиться будем. Как зовут то вас? Вы не думайте, я – могила. Никто не узнает.

Таиться особо нам ни к чему, слава вон она как, всё равно впереди нас бежит. Да и есть у нас троих причины, чтобы о нас знали. И не только по эту линию фронта. И я спокойно сообщил наши имена вместо позывных:

– Меня Игорь зовут. А это Стасик и Азик… Азамат. Он мусульманин, кстати.

Мыкола усмехнулся в усы:

– Богу всё едино. Главное чтобы человек был хороший. Ну, удачи вам, ребята.

И они ушли. Молча, и не особо-то пиная пленного на ходу. Доведут. По взгляду Мыколы это понял. И сами не тронут, и людям не позволят его порвать, поганца. Хотя он того и заслуживает. А Стасик, стоя справа от меня, вдруг мелко перекрестил патрульных вслед. А ведь он неверующий. Я сделал вид, что не заметил. Азик тоже тактично отвернулся. Но как-то уж очень стремительно, мимолётно вытерев увлажнившееся глаза. А мне только и осталось подумать «Храни Бог нас всех…».

Уже в машине Стасик подал голос:

– Кич, скоро мы визитки начнём раздавать направо и налево. А толку что-то не видно. Он нас не ищет, и встречи с нами не жаждет.

Азик тут же поддакнул:

– Да уж… Мы конечно делом заняты, но до него за почти пять месяцев так и не дотянулись.