Алексей Клёнов - Месть без права передачи

Спиной, кожей почувствовав, что Хан с Вороном застыли соляными столпами, чтобы мне не мешать, я рванулся вперёд, в секунду преодолел отделявшие меня от наводчика несколько метров, и, совсем с ним не церемонясь, отвесил звонкую плюху, и вздёрнул за воротник. Для него всё произошло неожиданно, но характерного запаха я не учуял. Значит, мужик крепкий, надо признать, не струхнул. Даже права попытался качать. Едва оказавшись в строго вертикальном положении, он завопил:

– Чё такое, я не понял?! Пос… ть человеку не дают. Ну, приспичило мне!

Во козёл, а?! Отвесив ему ещё одну плюху, я пнул ногой лежащую на земле сумку:

– А там что? Бумага туалетная?

И велел подошедшему Хану:

– Проверь.

Хан вытряхнул содержимое сумки на землю, и присвистнул. Не меньше десятка маячков россыпью упали на присыпанную снегом пожухлую траву. А Ворон, не удержавшись, с разворота, классической «вертушкой», впечатал мужика в стену. За что я осуждающе на него посмотрел. Понимаю, нервы у нас у всех стали ни к чёрту, но всё же бить пленных… Кхм… Хотя, понять Ворона можно, куда уж там. У него на глазах две недели назад во время обстрела убило пятилетнюю девочку, мы как раз с рейда возвращались. Я видел это. И уже несколько ночей не могу избавиться от кошмарного видения, как крохотного ребёнка буквально рвёт на части элементами кассетного снаряда. Я до сих пор отчётливо вижу Ворона рванувшегося к ребёнку. Помню, как он, с окаменевшим лицом, собирал останки девочки в свою куртку. И молча плакал. А слёзы оставляли на его закопченном лице светлые дорожки и застревали в трёхдневной щетине. Так что мужик ещё легко отделался. Максимум, сотрясением мозга. Хотя сомневаюсь, что у него есть мозги. И уж тем более нет ни жалости, ни сострадания. Потому что только распоследняя тварь может наводить гаубичный и реактивный огонь прямо на жилые кварталы. Не было там этого козла, когда Ворон складывал останки девочки в свою куртку. Пусть бы ему до конца дней снился этот кошмар…

Осуждающе посмотрев на Ворона, я поднял мужика за воротник и резко встряхнул его. Глаза открыл. Ничего так глаза, вполне осмысленные. И даже крови на голове почти не видно. Жить будет, ублюдок. Кивнув Хану на сумку, я приказал:

– Забери. Отведём в комендатуру. Потом дальше отправимся.

А Стасик Воронков, он же Ворон, только скривился. Сплюнул в сердцах, и сердито проворчал:

– Добрый ты, Кич…

Кич – это я. Капитан СОБРа Кичаев Игорь. Бывший капитан. Со мной, как я уже сказал, Стас Воронков, и Азик Биишев, он же Хан. Мои бывшие сослуживцы. Почти пять месяцев назад мы все вместе ещё служили в специальном отряде быстрого реагирования в одном из уральских городов, в России. Но так получилось, что судьба забросила нас на Украину. Изначально – по личным соображениям. Но, попав на Донбасс, мы воочию убедились, что всё, что мы там, в России, видели только по телевизору, для местных жителей стало одним непрекращающимся кошмаром, жутким и реальным. Страшно было видеть кадры, на которых гибли мирные люди. Невыносимо больно было думать, что всё, что разрушено этой войной, когда-то придётся восстанавливать, и немало труда на это положить. Но то, что мы увидели в реальности, оказалось страшнее любых наших впечатлений от виденного раньше. Здесь была не просто война. Это было массированное истребление инакомыслящих, объявленное антитеррористической операцией. Хотя к антитеррору эта бойня не имеет никакого отношения. Я сам не раз бывал в Чечне, и могу сравнивать. Одно дело, когда часть населения, и не самая лучшая, заставляет целый народ воевать за свою будто бы независимость (а на деле – за возможность безнаказанно грабить, насиловать и убивать) и совсем другое, когда ВЕСЬ народ не желает становиться марионеткой кучки озверевших от крови и жажды денег фашистов, засевших в столице. А жители Донбасса это отдельный народ. Со своим укладом, языком и культурными традициями. В конце концов, в Чечне всё более или менее наладилось, хотя раны будут ещё долго кровоточить. Но ведь живут в составе России, никто их прав не ущемляет. И об отделении уже никто не говорит. Кадыров теперь глава Чечни, и горой стоит за целостность России. По крайней мере, так говорит. А здесь людей убивают только за то, что они хотят жить на своей земле по своему усмотрению, говорить на родном языке, и учить детей тому, что считают правильным и справедливым.

Дав мужику увесистого пинка под зад, я приказал:

– Шагай вперёд, голубь мой сизокрылый.