Наташа Ключевская: Второй курс: Жезл Наполеона. Курс для отличницы по шпионажу

– Точно! – озарило меня.

– По схожести обстоятельств я жезл и идентифицировал. Не могла твоя Потворская просто взять и придумать всю эту историю. Три составляющие: первое – это черная палка, второе – это золотой жук, и третье – это ливень и окончание пожара. Все вместе это и есть жезл Дария.

– Не могла, – соглашаюсь я, – Там все написано искренне, с полной верой в то, о чем написано. Только в одном месте Потворская сомневалась или написала неправду. Там, где речь идет о передачи жезла мадам Бовари.

– И в чем она соврала?

– Я не могу сказать. Может она передала жезл, но не мадам этой, а может, не передала вообще.

– Мадам Бовари – это одна из сторонниц Наполеона. Она с ним была на острове Эльба. Туда Бонапарта отправили в первый раз. Но потом что-то заставило императора совершить безумный побег с острова! На что он рассчитывал? Может как раз на этот жезл? И по времени как раз все сходится.

– Но если так, то почему у Наполеона все закончилось так печально? – вспоминаю я про второй остров императора, остров Святой Елены.

– Здесь много версий может быть. Не успела привезти жезл, не довезла вообще, да мало ли чего? Это же послевоенная Европа! Сюрпризы на каждом шагу. Наполеоновские солдаты бродят в поисках убежища и еды.

Куратор неожиданно рассмеялся:

– Ты знаешь, откуда взялось слово шаромыжник? Нет?! Солдаты Наполеона, оборванные и голодные, когда по деревням хлеб у крестьян просили, все по-французски повторяли «Шер ами! Шер ами!». Что это значит? А? Отвечай, завсегдатай парижских кафе-шантанов!

Это он меня спрашивает. Это я в его глазах завсегдатай парижских кафе-шантанов. И сколько ему не объясняй, что езжу я во Францию исключительно к маме, он не верит!

– Это значит, дорогой друг! – отвечаю я.

– Во-во! А наши стали так попрошаек этих называть – шаромыжники.

– Странная история. Огромная армия, а Наполеон ее бросил. Потом этот невразумительный побег с острова. Что-то должно за этим стоять.

– Если принять за факт то, что у Бонапарта был жезл, а потом он его потерял, то многое можно объяснить.

– Мадам Бовари эта. Она действительно могла ему жезл привезти? Ну, теоретически?

– Могла. Я думаю, что император и бежал с острова святой Елены в расчете на это. Но что-то там не сложилось. Кстати, я узнал, что Бовари жила в Париже на улице Аустерлиц.

– Аустерлиц? – вспомнила я адрес из письма Потворской, – А это где?

– Это где-то в районе Лионского вокзала. Но судьба жезла неизвестна. Мы даже до вчерашнего дня не знали, что он появился в современной истории.

– А откуда все эти артефакты берутся?

– Артефакты – это куски, осколки какого-то неизвестного нам мира, – начал полковник, но в это время открылась дверь, и вернулся ректор.

Лицо начальника всего Института было холодно и решительно.

– Продолжайте-продолжайте, – скомандовал он.

– Да мы уже закончили, осталось некоторые детали прояснить, – ответил куратор.

– Детали – это хорошо, это то, что надо. Проясните, например, такую деталь, куда письмо могло уйти! – весело, но зло сказал ректор.

– Людмила о письме вспомнила? – не обращая внимания на злую иронию ректора, интересуется куратор.

– Она не помнит, ее больше сломанная машина вчера волновала. Но письмо она не сдавала, это точно. Мы проверили. Его нет ни в конверте Кузнецовой, ни у Людмилы. Что делать будем? – задал мне вопрос ректор. Неожиданно за спиной возник Грибус. Как он зашел незаметно?

– Надо Кузнецову под охрану взять, – серым голосом сказал он.

– Какую еще охрану? – возмутилась я, – Меня охранять не надо!

– Это не тебя будут охранять, а тот секрет, носителем которого ты теперь являешься. Ферштейн? – перешел на немецкий язык Грибус.

– Ферштейн, – машинально соглашаюсь я.

– Кузнецову в изоляторы поместить, пока не вспомнит, где письмо искать, – говорит Грибусу ректор так, словно меня и нет рядом!

Изоляторами у нас зовут закрытые зоны в цоколе здания. Там можно убежище сделать в случае нападения, а можно и человека закрыть. Где искать письмо, я не знаю, значит сидеть мне в изоляторах до старости. Я представила себе, как через много-много лет я, седая и беззубая, прошу воды у постаревшего, сгорбленного Грибуса! Стены изолятора пожелтели, местами облупились, а я все сижу! Грибус воду мне не дает, он у меня письмо требует.

– Меня искать будут! – возмущаюсь я, – Папа через два дня из Владивостока вернется, будет искать! И мама начнет беспокоиться!

– Кузнецова, ты где учишься? – неожиданно спросил ректор.