Авраам Шейнкман: Эти странные 55

Из автобусов никого не выпускали. Родители томились на улице. Было тепло и солнечно. Через час автобусы отправились в республиканский накопительный призывной пункт, располагавшийся напротив кафе «Кайя» и института ГВФ, рядом с железнодорожным парком «С». Четырехэтажное мрачное здание с решетками на окнах находилось на огромном дворе, огороженном высоким дощатым забором с колючей проволокой.

Арик попал на 3-й этаж в большое помещение, по всем стенам которого размещались нары в три яруса. Всем велели лечь и не вставать без разрешения. Нары были деревянными и сплошными, как балкон. Духота стояла немалая от 200 одетых тел. Часов через 5 каждому выдали по банке кильки в томате и по пачке печенья. Это был сухой паек. В туалет выпускали строго по два человека сержанты срочной службы, стоявшие «на дверях».

Так прошли сутки. На следующее утро всех вывели во двор, не дав умыться и побриться. Построили по так называемым «командам» и снова устроили перекличку.

Потом в течение двух часов сержанты, сверхсрочники и офицеры бегали взад-вперед и перетасовывали людей в шеренгах. Когда разобрались с тем, кто куда едет, снова повторили перекличку. Родственники к тому времени подтянулись и стояли возле КПП и вдоль забора. Родители Арика не приехали. Часа в 2 дня автобусы повезли всех на вокзал. Там уже стоял эшелон. Перрон был оцеплен милицией, чтобы никто никуда не сиганул. Разместили в общих вагонах без возможности спать: можно было только сидеть или стоять в проходах. Поезд отправился в Лиепаю.

Ехали вечер и ночь медленно и утомительно. Сержанты, сопровождающие эшелон, начали постепенный обход вагонов. У каждого новобранца были с собой какие-то деньги, часы, конверты, авторучки, бритвы простые, механические, электрические, перочинные ножи, еда и напитки, хорошие сигареты.

Ранее отслужившие приятели обо всем предупредили Арика, и он не взял с собой ничего, кроме маминых отбивных, конвертов и туалетных принадлежностей. Бритва была самой примитивной – так называемой, опасной. Обойтись без всего перечисленного вполне можно было первую неделю в армии, тем более что все необходимое вполне можно было купить в военторге уже будучи в части, а деньги на покупки мама должна была перевести телеграфом после первого письма от Арика. Да и какие там деньги? На все нужно было не более 5 рублей. Остальное выдается казной. Некурящему Арику впоследствии всегда хватало 2 рублей 80 копеек, которые выдавали солдатам. А потом, когда Арик стал младшим сержантом, сержантом, старшим сержантом и заместителем командира взвода, он уже получал 8-10-13 рублей 80 копеек, что считалось богатством среди солдат.

Основная масса ребят быстро поняли, что к чему, и молча предъявляли свои сокровища. Тех, кто возражал, сержанты отводили в тамбур вагона и физически, доходчиво, разъясняли политику партии и правительства. После внушения призывник готов был все отдать, но сержанты забирали только самое ценное с их точки зрения. Так Арик лишился десятка отбивных, но не переживал, потому что пока еще был сыт. Позднее, изрядно оголодав, месяца через два он не раз вспоминал этот грабеж. И вообще в армии его преследовали только два желания – поесть и выспаться.

В 5 часов утра поезд прибыл на станцию Лиепая-товарная. Народ выгрузили и пересадили в открытые грузовики со скамейками в кузове. Приехали в ШМАС (Школа младших авиационных специалистов) в поселок Паплака Лиепайского района. Завели в спортивный зал, выдали грязные и дурно пахнувшие матрацы без белья. Велели всем устраиваться на полу. Арику досталось место на сквозняке возле входных дверей. «На дверях» встали теперь уже ефрейторы из постоянного состава школы. Выпускали в туалет и покурить. Поскольку Арик не курил, его возвращали в зал через пять минут. Первый день в армии тянулся мучительно долго. И перспектива совсем не радовала.

14 мая 1972 года.

Спали на полу на матрацах, не раздеваясь. Утром всех отвели в баню. Это был последний день, когда Арик ходил. Следующие 5 месяцев он только бегал в строю. После «помывки» (так это называлось) прямо в бане выдали портянки, сапоги и форму с разными «знаками отличия», которые пришлось пришивать на все виды одежды. Тяжелей всего было с шинелью. Хорошо, что Арик умел с детства пришивать пуговицы. А портянки наматывать научился еще до призыва в армию. Остальным маменькиным детям пришлось туго.

Имени-фамилии младшего сержанта не знал никто. Но звали его между собой Вошка. Поначалу, до первой воспитательной беседы, это прозвище было непонятным, но когда, выстроив «молодых» в две шеренги, младший сержант, вдумчиво глядя поверх голов строя, трижды повторил: «Это кто вошкается там?», все встало на свои места. Говорил Вошка с сильным белорусским деревенским нажимом на буквы «ч» и «р». Монологи были длинными, сочными по мату и абсолютно бессмысленными. Но это Вошке не мешало внушать молодежи азы солдатской науки. По должности он был заместителем командира взвода, а в так называемом «карантине» – старшиной. «Карантин» должен был продлиться 2–3 недели до принятия присяги. За это время новобранцев приучали к строю, к физзарядке, к командам, к Уставу, к умению ходить в туалет по любой надобности за время не более 3-х минут, разумеется, только бегом. А если учесть, что в этой ШМАСе в Паплаке было 1500 солдат и всего 1 летний туалет на 60 «посадочных мест», то можно себе представить ситуацию. Особенно, если вспомнить о том, что распорядок дня был для всех единым, и время на туалет, соответственно, одно и то же у всех учебных рот и батальонов.