Геннадий Демарев - Конкистадор

Специфику работы я усвоил довольно быстро, справлялся с ней споро, так что у меня ещё оставалось достаточно свободного времени для бесед с хозяином и чтения книг в его личной библиотеке. Домой мне все равно не хотелось уходить, поскольку кроме тягостного и унылого одиночества меня там ничего не ждало; разве что иногда, примерно раз в месяц приходил Гонсало. Он сообщал мне школьные новости (правда, оказавшись без моей поддержки, он был вынужден вскорости бросить учёбу), рассказывал о драках с моими бывшими одноклассниками, в которых он неизменно проигрывал. Так что благодаря заботам достойного дона Хуареса я довольно скоро сумел оправиться от горя и снова почувствовать себя человеком.

Но у его дома существовало ещё одно великое достоинство: там жила дочь моего покровителя, сеньорита Хуанита. При первой же встрече она предстала передо мной, как ангел небесный. Это создание обладало белокурыми волосами, – такими же, как у её покойной матери-француженки, – нежным голосом и светлыми глазами. Я полюбил её тотчас же; впрочем, как и она меня. Эта любовь стала великим чудом: обладая животворящей, ободряющей, облагораживающей силой, она шлифовала мой характер да и весь внутренний мир в лучшую сторону, отбрасывая от моего «я» всё лишнее, порочное и грязное, оставляя и совершенствуя лишь наиболее ценное. Эта любовь вошла в поговорку среди жителей нашего квартала; даже священник не раз говорил брачующимся: «Любите друг друга так, как любят Хуан и Хуанита!» В течение первого года эта любовь, если так можно выразиться, просто тлела, словно уголёк в куче золы. Мы всё чего-то стеснялись, наше поведение сковывалось бесчисленными предрассудками, называемыми этикетом и церковными запретами. Но случай смёл всю эту мишуру одним-единственным дуновением.

Произошло это в конце 1524 года, когда зима разразилась небывалыми для наших краёв дождями и бурями. В один из дней, завершив повседневную работу, я собрался уходить, но дон Мигель, взглянув в окно, покачал головой:

– Оставался бы ты у нас, сынок. На дворе такое творится, что хороший хозяин даже собаку не прогонит.

Я и остался, втайне радуясь очередной возможности полюбоваться Хуанитой. После ужина мы разошлись по комнатам, готовясь ко сну. Ничто не предвещало беды. Я улёгся, завернулся в тёплое одеяло, но даже согревшись, долго не мог уснуть. Повертевшись с боку на бок часа три, я услышал за дверью какой-то необычный звук, напоминающий мужской говор. Хозяин не имел привычки бродить по ночам по коридору и, тем более, разговаривать сам с собой, поэтому звуки меня насторожили. Частенько я носил шпагу, как это полагается лицам дворянского сословия, но в этот день я оставил её дома, ограничившись только добрым кинжалом работы сарагосских мастеров. Бесшумно облачившись, я сжал клинок в правой руке и, приоткрыв дверь, осторожно выглянул в коридор. Перед дверью спальни дона Хуареса разыгрывалась ужасная сцена: один из незваных гостей держал хозяина за горло, а другой, приставив к его груди нож, о чём-то спрашивал угрожающим тоном. Против двух крепких молодых мужчин ослабленный болезнями старик ничего не мог предпринять. Как впоследствии оказалось, это были воры, которые, воспользовавшись погодными условиями, решили поживиться за счёт богатого купца. Кто знает, чем это могло завершиться, не появись вовремя я. Заметив меня, злоумышленники совершенно растерялись. Один из них опустил нож, а другой ослабил хватку на горле моего покровителя. Воспользовавшись этим, дон Мигель ударил вора локтём в живот и, развернувшись, вступил с ним в неравную схватку. Что касается второго, тот, различив во мне юнца, надеялся на то, что со мной будет легко расправиться. Да не тут-то было! Увернувшись от ножа, я нанёс ему удар в грудь. Это был первый убитый мною человек. Но в тот миг я был далёк от таких мыслей. Ещё не дождавшись, когда поверженный противник упадёт, я счёл необходимым прийти на помощь отцу Хуаниты. Поскольку кинжал остался в груди вора, мне пришлось пустить в ход кулаки. Лишь после того, как пришелец был связан, я заметил Хуаниту, которую разбудил шум драки. Именно она заметила, что я ранен. И когда только противник успел продырявить мою драгоценную шкуру – ума не приложу. Не доверяя своим личным познаниям, дон Хуарес вызвал врача, который, осмотрев мою рану, признал её не опасной. К моему счастью, он оказался довольно посредственным специалистом и, на всякий случай, запретил куда-либо меня переносить, прописал строжайший постельный режим и кучу лекарств. До того я и представить себе не мог, как это приятно – чувствовать себя в роли спасителя отца любимой девушки. Меня превратили в самое ценное домашнее приобретение, вокруг меня вертелись слуги, Хуанита да и сам дон Хуарес, готовые удовлетворить любой мой каприз. Правда, смею вас уверить, что мне и в голову не пришло воспользоваться своим положением в корыстных целях. Однако, начиная с этого момента, хозяин взирал на меня не просто как на возможного зятя, а так, словно моя свадьба с его дочерью – факт сам собою разумеющийся.