Томас Майн Рид: Всадник без головы

Причмокнув с удовлетворением, он заткнул бутыль, вернул на место и снова уселся на свой табурет.

– Тара! Это ты ввела меня в искушение. Но смотри – не говори хозяину! Все равно в форте он пополнит запас… И что это мистера Мориса так тянет в поселок? Говорит, что отправится туда, как только добудет крапчатого мустанга. Поклялся, что рано или поздно его поймает… Тихо! Кто там?

Собака вскочила с подстилки и с лаем бросилась к двери. Снаружи прозвучал громкий возглас:

– Фелим! Ты куда запропастился?

– А вот и молодой хозяин, – пробормотал ирландец, поспешно поднимаясь, берясь за шляпу и направляясь следом за Тарой к выходу.

Фелим не ошибся: это был голос Мориса Джералда.

Как и ожидалось, мустангер вернулся домой верхом на своем гнедом, но тот сейчас был почти черным от пота, пропитавшего шерсть. Хозяйский конь был не один.

На туго натянутом лассо, прикрученном к седельной луке, он вел за собой пленника. Кожаный ремень, обхватывавший морду и челюсти пойманного мустанга, удерживался еще одним ремнем, переброшенным через голову на шею. Это была дикая лошадь совершенно необычайной, невероятно редкой масти – темно-шоколадной с белыми пятнами, равномерно разбросанными по всей шкуре. Оригинальный окрас мустанга сочетался с безупречным сложением. Он был широкогрудым, с крутыми боками, стройными тонкими ногами и небольшой головой, которая могла бы служить образцом конской красоты. Эта лошадь паслась со своим табуном у истоков Аламо, где Морис трижды безуспешно пытался ее поймать. Лишь на этот раз мустангеру повезло.

Фелим еще ни разу не видел своего хозяина таким довольным – даже когда Морис возвращался с дюжиной только что пойманных лошадей.

– Ура! – взревел толстяк, едва завидев крапчатого мустанга, и подбросил вверх свою шляпу. – Слава святому Патрику, сэр Морис наконец-то поймал крапчатую! Это кобыла, черт меня подери! Ну и лошадка! Не диво, что вы так гонялись за ней. Ей-богу! На ярмарке мы могли бы заломить за нее любую цену, и ее бы у нас все равно с руками оторвали. Куда же мы такую красавицу поставим? В корраль со всеми?

– Нет, там ее могут залягать. Привяжем лучше под навесом. Гнедой, как гостеприимный хозяин, уступит ей свое место, а сам проведет ночь под открытым небом. Видел ли ты, Фелим, когда-нибудь такую прекрасную лошадь?

– Никогда в жизни! Душка какая, так бы и съел ее! Только у нее такой свирепый вид, что она сама того и гляди кого-нибудь проглотит. Вы ее уже пробовали объезжать?

– Тут нельзя торопиться. Я займусь мустангом, когда отведу его в поселок.

– А ждать долго? – осторожно спросил слуга.

– До завтра. Мы должны выехать на заре, чтобы добраться к вечеру.

Мустангер спрыгнул с седла. Крапчатую кобылу поставили под навес, а коня хозяина привязали к дереву. Фелим остался, чтобы вычистить его по всем правилам. Измотанный до изнеможения, Морис вошел в дом и сразу рухнул в постель. Ни за одним мустангом ему не приходилось гоняться так долго, как за этой кобылицей.

Но, несмотря на страшную усталость и на то, что ему пришлось провести несколько дней подряд в седле, из них три последних – в непрерывной погоне, он все же не мог сомкнуть глаз. Время от времени молодой человек вскакивал и начинал взволнованно расхаживать по хижине. Уже несколько ночей он страдал от бессонницы, ворочаясь с боку на бок, так что не только его слуга Фелим, но даже Тара была встревожена поведением хозяина. Крапчатая кобыла впервые попалась ему на глаза лишь спустя несколько дней после возвращения из пограничного форта, почему она не могла послужить тому причиной. А теперь казалось, что удачная охота, вместо того чтобы успокоить Мориса, произвела обратное действие.

Так, по крайней мере, рассуждал ирландец. Наконец он решился и, подозрительно поглядывая на хозяина, спросил его, что случилось.

– Ничего, Фелим…

– Вы же ни на миг не заснули с того самого дня, как в последний раз вернулись из поселка. Что прогнало ваш сон, хозяин? Неужто какая-нибудь смазливая мексиканочка? Нет, уж этому-то я ни за что не поверю. Потомку древнего и благородного рода Джералдов такое и в голову не придет…

– Не мели глупостей, дружище! – Морис нахмурился. – Тебе всегда что-то мерещится. Дай-ка лучше мне поесть, я голоден.

– За три дня, что вы гонялись за мустангом, сэр, запасы в кладовой сами собой не прибавились, – толстяк приосанился. – Есть только холодная оленина и кукурузные лепешки.