Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— А, ведь и точно! Совсем про нее забыл.

"Тебе больше нравятся девушки, которые не пытаются тебя убить? Или хотя бы покусать?.."

— Представь себе. Хотя в артистичности этой клыкастой вампирке не откажешь — сценический образ она создала впечатляющий, и облачение эффектное, ему под стать. Было.

"Мда, для боевых действий лучше использовать не такой длинный шлейф и чулки попрочнее — хотя бы не ажурные".

— Где теперь тот шлейф? Кажется, он запутался под водой, и я его оборвал, грешен.

"Возможно, это и к лучшему. При ходьбе не цепляется, да и поле зрения не блокирует. А ведь — маэстрина тоже весьма хорошо сложена. Кто она, трансильванка? Или даже цыганка? Южная кровь добавляет перчика — ах, эти густые нахмуренные брови, эти крутые иссиня-черные локоны. Обрати внимание — какие тонкие и изящные щиколотки и линии запястий, длинная шея и рюмочная талия с амфорными изгибами при том, что она не совсем худышка. В этом есть что-то греческое".

— От гетер? Ноздри какие-то слишком нервные — уж не баловалась ли маэстрина кокаином? И почему она не снимает перчатки до локтя, даже когда все остальное напоказ?..

"Ты удивлен?.. С чего бы? Среда жрецов искусства накладывает свой отпечаток, тут нет ничего удивительного".

— А вот принцесса, хоть и вращалась в артистических кругах, почему-то локтевые сгибы не скрывает.

"Так-так, преимущественное направление твоих мыслей становится все более понятным!.."

— Да что там тебе понятно, шут гороховый! И вообще, пора уже заканчивать это куртуазное занятие, комары кусаются.

С трудом избавившись от наваждения и протерев глаза — чтобы не блестели слишком подозрительно и маслено — я с сожалением вздохнул, предупредительно потрещал ветками и громко воззвал:

— Высокородные леди, нельзя ли погреться у вашего огня?

Шорох ткани и приглушенные голоса свидетельствовали, что скромность возобладала — даже если девушки и не успели до конца просушить свои легкие наряды, полюбоваться мне больше не удастся.

Получив, наконец, утвердительный ответ, я подошел к костру и пристроился на бревнышке рядом с Алисой. Усталые и пригревшиеся спутницы клевали носами и терли слипающиеся глаза. Попросив у телохранительницы шпагу и расщепив с торца длинную ветку, я воткнул в расщеп алюминиевый стаканчик и пристроил над огнем, после чего снова убрел в темноту — меня посетила новая мысль.

Когда я в поте лица резал подсохшие стебли тростника, увенчанные пушистыми метелками, за спиной зашуршали шаги. Брунгильда подошла, молча взяла две охапки и вернулась к костру. Когда я, нагрузившись, последовал за ней, вода в стаканчике уже давно кипела. Ссыпав тростник в кучу рядом с бревном, я разровнял его в подстилку и сделал широкий жест:

— Приземляйтесь, леди. Утро вечера мудренее.

— Ой, Золтик, ты такой лапочка! — пропела, зевнув до ушей, Алиса. — Дай я тебя поцелую.

— Потом. Если захочешь, конечно, — привычно парировал я, и обратился к свернувшейся в жалкий клубочек инсургентке. — Маэстрина, а вам бы лучше выпить вот это.

Она угрюмо и недоверчиво взглянула на горячий стаканчик, где плавали разбухшие соцветия и листья.

— Отравить хотите?

— Ничуть. Это самая обыкновенная душица. Нет, не от слова "душить", — для наглядности я взял себя за горло и высунул язык — а от слова "душистая". Бабушка говорила, что помогает от кашля и при всяких грудных делах. Впрочем, мое дело предложить…

Густые брови удивленно взлетели вверх.

— Тогда… тогда… благодарю.

Инсургентка приняла стаканчик, подержала, грея ладони. Пригубила, снова тяжело закашлялась.

— Ложитесь. На бок. Так и дышать легче, и согреетесь. Я сейчас еще принесу тростника, укрыться. Алиса, и вы, принцесса, — не пренебрегайте скромным предложением. Изысканных удобств сейчас все равно не будет.

Рыжая нахалка, не заставляя себя просить дважды, плюхнулась на подстилку, радостно поелозила, подложила ладошки под щеку и изобразила счастливый храп. Принцесса, чуть помедлив, последовала за ней. Осторожно устроилась между Алисой и спиной отвернувшейся и подтянувшей коленки к груди инсургентки. Опираясь на локоть, Грегорика вдруг улыбнулась — и такой теплой, чуть виноватой улыбки мне еще ни разу не приходилось видеть на ее лице. Оно словно осветилось.

— Поверьте, господин Немирович, здесь будет мягче и спокойнее, чем на перине. Тепло ваших с Брунгильдой рук — лучшая рекомендация.

"Ого. Оказывается, принцесса не сердится за неприличный фокус с коленопреклонением перед огнем", — заметил внутренний голос.