Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия

— Посочувствовала бы, если б не помнила, как умело ты изводил меня — задолго до школы. Это наводит на мысль, что дело вовсе не в колледже, — едко ответила Грегорика. — Если не ошибаюсь, я уже не раз говорила, что не имею никакого желания общаться с тобой.

— Постой, разве воспитанная молодая леди может говорить так безаппеляционно? В последнее время мне кажется, что дядя Магнус сделал ошибку, оставив преподавателей, которых подобрал для тебя еще дедушка Максимилиан. Какие бы идеи они не вложили в твою умненькую головку, ты должна бы понимать, что в нашей богоспасаемой республике можно говорить публично, а что нет. Или дело все же в характере?

Грегорика резко парировала:

— На твоем месте я бы не начинала о характерах! Пусть меня считают твердолобой монархисткой, зато я не собираюсь лицемерить и подлизываться, как ты! Вспомнить хотя бы то твое интервью "Трибьюн": "Ах, я уверен, что нет формы правления совершеннее парламентской демократии"! Позволь спросить, ты где-то видел у нас демократию?

— Не пытайся меня уязвить — это были лишь тактические маневры. С волками жить, по-волчьи выть, как говорится. Чтобы вернуть былое величие, мало твоих прямодушных и наивных речей, нужно быть реалистом.

— Мне известно, какой ты реалист, — фыркнула Грегорика. — Если думаешь, что монарху дозволено все — лгать, политиканствовать и лицемерить, как нашим нынешним сенаторам — то сильно ошибаешься.

— На то он и властитель, чтобы решать за всех. А уж как он зовется — император, президент или диктатор, неважно.

— Справедливый властитель должен в первую очередь служить народу и защищать его, а не тешить свое раздутое эго.

— Но если ты такая поборница монархии, то и сама могла бы получше выбирать кавалеров. Где ты нашла плебея, с которым так самозабвенно вальсировала пять минут назад? Или честь императорской фамилии для тебя ничего не значит?

— Плебея?! — вспыхнула принцесса. — Кто бы говорил! Да лучше я буду якшаться с плебеями, чем с твоими лизоблюдами! Не говоря уже о том, что он даст тебе сто очков вперед!

— В умении оттаптывать дамам туфельки? Возможно. Но это не тот человек, с которым следовало бы общаться принцессе императорских кровей. Ты красива, умна и вызываешь восхищение. Неужели тебе все равно, с кем свяжут имя Тюдоров злые языки?

— Меня это не волнует. И не твое дело, с кем я общаюсь. Лучше посчитай все юбки, за которыми волочился.

— Позволь напомнить, я старше, и обязан присматривать за тобой, милая сестра.

— Я уже большая девочка, и вполне могу сама выбирать круг знакомств. Не пытайся лезть в мою жизнь.

— Извини, но я не собираюсь спокойно смотреть, как ты падаешь на самое дно. Иначе скоро окажешься в компании пьяных фабричных пролетариев-механиков и землекопов, — процедил Яков.

— Ха, — сверкнув глазами, воскликнула принцесса, — знал бы ты, как точно попал в цель! И клянусь, гораздо приятнее было танцевать с землекопом, чем с тобой!

— Так, может быть, решить это дело немедленно? — зло прищурился принц. — Ради чести фамилии и сестры я не побоюсь прослыть дуэлянтом.

Он на мгновение замер, обозначив угрожающее движение в сторону, где ничего не подозревающий Золтан Немирович разговаривал с несколькими девушками. Но принцесса немедленно, в ритме танго, схватила брата за воротник, повернув обратно.

— Попробуй, если не боишься, что пощечина испортит твою аристократическую бледность!

Принцесса и принц уже давно были настолько поглощены друг другом, что не обращали внимания на то, насколько экспрессивным стало их танго. Партнеры двигались так безоглядно и резко — даже яростно — что в публике повисло неловкое молчание. Когда Грегорика и Яков внезапно остановились, все затаили дыхание, напряженно ожидая развязки.

Последние такты мелодии прозвучали настолько неожиданно, что они оба вздрогнули, будто просыпаясь от сна. Принцесса выпустила воротник мундира принца, а он с заметной задержкой поклонился, с кривой, ненатуральной улыбкой на губах, и, даже не пытаясь проводить даму, обернулся на каблуках и зашагал прочь. Принцесса, упрямо выпрямившись, сделала то же самое.

Оказавшись среди гостей, он осмотрелась и что-то тихо сказала, ожидавшей ее горничной. Та молча поклонилась и исчезла в толпе.

Внимательный взгляд мог бы отметить, что нечто подобное произошло и в другом конце зала, где принц, быстро переговорив, кивком головы отпустил неприметного слугу.

Десять минут спустя я сидел на деревянном ящике в гулком грузовом твиндеке, подбрасывая на ладони тот самый дневник. Горы разнокалиберной тары, ничем не прикрытые металлические переборки, поддерживаемые бимсами и испещренные строчками заклепок, высокий, почти невидимый в полутьме подволок, тусклый свет пыльных плафонов. Почти невозможно было представить, что всего лишь палубой выше царит блеск и роскошь. Впрочем, я не мог сказать, что мне так уж хотелось вернуться на бал — в тишине и одиноком спокойствии есть свои преимущества. Вздохнув, я перевел глаза на дневник.