Маргарита Коровина - Санта-Матрешкино, или Любовный роман по-русски

Признаюсь, я очень обрадовалась Любочкиному предложению помочь мне в домашних делах. Как известно, яблочко от яблони недалеко падает, и я получилась достойной дочкой своей матери. Кастрюли, утюг и метлу ненавижу по-детски искренне.

В моей голове тут же нарисовалась радужная картина: я копаюсь в саду, а Любочка колдует над плитой, мечется по дому с ленивкой и потеет над утюгом. Уж сколько раз твердили миру, что благими намерениями вымощена дорога в ад! Я даже представить себе не могла, что моя сестрица с ее практически ангельской внешностью, может оказаться самым настоящим посланником преисподней.

Вообще, я считаю, что некрасивых женщин нет. В каждой есть – как говорят французы – какая-то собака. Эти милые странные французы… Французско-русский словарь утверждает, что avoir du chien – это быть с «изюминкой» (то есть иметь нечто чертовски привлекательное для противоположного пола). Почему что-то особенное, необъяснимое в женщине мсье приравняли к собаке (зверю, конечно, замечательному, но попробуйте русскую даму сравнить с псом…) мой разум понять пока не может. Но, надеюсь, прожитые годы и благоприобретенный опыт все же помогут мне когда-либо решить эту загадку.

Надо признать, что в Любочке этих самых собак скрыто бессчетное количество. Росту в ней всего метр шестьдесят, осиная талия, худенькая спинка, крошечная – на тридцать четвертый размер – ножка, и к этой дюймовочке прилагается бюст третьего номера…Мужской пол реагирует предсказуемо одинаково. Но это еще не все. Копна темных блестящих волос, тонкая нежная кожа, которая летом покрывается светящимся золотистым загаром, красивой формы губы (как писали классики – созданные для поцелуев) и в довершение всего огромные зеленые глаза. Просто два золотисто-зеленых фонаря в рамке длинных густых ресниц. Настоящее чудо. Еще когда Любочка была девчонкой, один папин знакомый выдал приговор: «Мужское кладбище». И он был абсолютно прав. Сколько мальчишеских, юношеских и мужских сердец разбило это небесное создание, ведомо только Господу Богу!

Устраивая ее в комнате в мезонине, я абсолютно не задумывалась о том, что пускать в дом такую звезду просто опасно. А ведь мне уже давно было известно (кумушки-бабульки на скамейке не преминули доложить), что приложением к ее красоте (и с моей точки зрения совершенно лишним приложением) всегда была просто непостижимая способность притягивать всякие экстремальные ситуации. Любочка постоянно во что-либо влипала. Если она шла в поход с одноклассниками, то обязательно куда-либо проваливалась – либо в какую-нибудь яму поглубже, либо в грязное, вонючее болото. На юге вокруг нее как мухи клубились горячие южные парни, так и норовившие ее украсть. А сколько раз она тонула на яхте? Я бы на месте капитана уже давно перестала бы ее приглашать. Но сердце морского волка было давно и безнадежно разбито, и каждый год его лодка то садилась на мель, то попадала в страшный шторм, то пробивала днище какой-нибудь гадостью, внезапно вылезшей из морских глубин…

Да, но с моим-то сердцем все было в порядке! И все же я впустила ее в свой дом, отдала ей лучшую гостевую комнату и даже помогла разобрать вещи!

Закончив обустройство, в самом радужном настроении мы уселись пить чай с пряниками. Я открыла окно, и в кухне запахло весенним утром – мокрой землей, первыми травинками и солнцем. Бабочка-крапивница уселась на стоявшую на подоконнике фиалку и замерла, раскрыв пятнистые крылышки. Любочка разомлела от моей доброты, крепкого чая и пряников с брусничной начинкой и ее потянуло на откровенность.

– Мамуля выгнала меня из дому, – заявила она, с вопросом и ожиданием глядя мне в глаза.

С ужимками профессиональной сплетницы я ахнула:

– Не может быть. Елена Николаевна такая милая, спокойная женщина. Какая муха ее укусила? Поверить не могу. Может, это папа виноват?

Оговаривать собственного отца как-то не очень красиво. Тем более что я знаю – Любочку он любит так же, как нас с Владом. Но очень уж хотелось знать, почему Елена Николаевна решилась на такой экстравагантный поступок. Впрочем, Любочку не надо было подстегивать. Обида и возмущение бурлили в ней, как вода в стоявшем на столе самоваре.

– Что вы такое говорите, Маргарита Алексеевна! Ваш отец – просто ангел, а не мужчина. Он наоборот заступался за меня. Но в мамулю словно бес вселился. Велела мне собирать вещи и уматывать. Представляете, она так и сказала: «Уматывай». Сериалов насмотрелась, наверно.