Мария Давыденко - План «Победители»

После операции Вера прилегла в палате и уснула. Через час её разбудила Таня.

– Твоя подруга приехала. Корреспондент «Огонька».

– Ах, я и забыла, что ей обещала.

– И тебя никогда не мучает совесть после того, как мы аборты девушкам делаешь? Я никак не разберусь, как к этому отношусь.

– Я оцениваю душевное состояние девушки, степень её решимости, семейное положение, ситуацию. И девушка – не кошка, она имеет право не рожать, если мужчина не собирается ей помогать. И ты же знаешь, деньги мы с тобой берём только с тех, которые способны заплатить, а с других нет. Ведь в противном случае они могут обратиться к какому-нибудь мяснику. Это наша с тобой гуманитарная миссия.

– Согласна. Так жалко этих беспризорных детишек. Я каждый раз плачу, когда их встречаю.

Вера поправила волосы, надела халат и отправилась в операционную.

– Здравствуй, Наташа! Как твои дела? Ты не передумала?

– Нет, Верочка. Ты – моё спасение. Он – женатый человек. Родители со свету меня сживут, ты их знаешь. Я не передумаю.

– Завтра утром сможешь отправиться домой. Тогда приступим.

Всё прошло хорошо. Ещё отец всегда говорил Вере: «У тебя рука легкая». С тех пор она и поверила, что есть в её руках какая-то волшебная сила. Сначала она ходила в музыкальную школу на уроки игры на фортепьяно, а потом решила стать хирургом. Именно хирургом. Она не хотела быть ни педиатром, ни терапевтом, ни стоматологом. Только хирургом. Хирургия казалась ей чем-то заоблачным – высшим пилотажем. Она хотела доказать себе, что справится.

– Золотые у тебя руки! – говорила ей постоянно Таня.

И руки у неё были изнеженные, красивые, с какими-то плавными контурами, интересными движениями. Они привлекали внимание.

Отработав затем дневную смену, Вера отправилась домой. Летняя Москва не захватила её своим очарованием, так она хотела быстрее переодеться, основательно поесть, почитать книжку, желательно Чехова.

В троллейбусе она задремала и чуть не пропустила свою остановку. Дверь квартиры ей открыла их домоправительница Ольга Семёновна.

– Верочка, а у нас гости. Проходи ужинать!

Вера сразу почувствовала неладное – засаду. Интуиция её не подвела. В столовой она увидела своего отца, генерала-майора Кузнецова, и полковника Одинцова. Полковник уже месяц не уставал посещать их квартиру, приносить с собой тортики, чтобы очаровать Верочку. На все его знаки внимания она отвечала отказом, но полковник не сдавался. Вере не нравились его залысины у висков, противный командный голос, совершенно огромный лоб, но что особенно её раздражало – его манера коверкать ударения в словах и очевидные ошибки в грамматике. Одинцов всегда говорил «накласть пюре», «вылаживать правду», «позвОнит», «шелкОвый». Её всю передёргивало каждый раз, когда полковник употреблял слово «плебисцит», а делал он это довольно часто. Ещё он любил слово «пертурбации». И всегда его «умничанье» выглядело крайне нелепо и смешно. Ещё у него с трудом застёгивались пуговицы на кителе, потому что он очень быстро набрал вес, когда его повысили в звании. И каждый раз, когда полковник говорил о своей покойной жене, он вставлял комментарий «святая была женщина». В этот момент Вера всегда думала: «Конечно, святая. Столько лет тебя терпела. Наверняка, там её причислили к святым мученикам». И хотя полковнику было чуть больше сорока, он выглядел на один возраст с её отцом, потому что тот был постройнее и меньше пил.

– А вот и Верочка! Присаживайся! Ольга Семёновна сегодня приготовила нам кулебяку, расстегайчик.

Отец пододвинул ей стул. Верочка тяжело вздохнула.

– Как рабочий день?

– Устала очень, папа. Кстати, привозили твоего знакомого – Аркадия Аркадьевича.

– Как?! Что с Аркадием Аркадьевичем? Надеюсь, он выздоровел, – бесцеремонно вмешался в беседу Одинцов.

– Аппендикс. Его уже выписали.

– Какая радость! Нужно будет ему позвОнить. Вы кушайте, кушайте, я ещё тортик принёс.

– Виктор Петрович, вы меня право закормили тортами. Скоро я в эту дверь не смогу проходить.

– Ничего, чай не крепостные, новую, если что, поставим, – успокоил Веру отец.

Но ей и кусок кулебяки в рот не лез. Её явно сватали. Она даже пожалела, что сейчас в цветастом ситцевом платье. Нужно было прийти домой в больничном халате, чепчике, очках в «черепашьей» оправе. Может, хоть это отпугнуло бы жениха.

– Я вам принёс пластинку – Шаляпин «Эй, ухнем». Надеюсь, вам понравится.

– Верочка больше любит Бетховена, – проговорилась Ольга Семёновна, подавая чай.