Алексей Котов - За любые деньги…

Мегги чуть отстранилась в сторону, и поцелуй пришелся в ухо.

– Отстань, Эндрю! Днем крысы заняты своим делом и их не бывает дома.

– Странные крысы…

– Почему странные? Они такие же, как и мы, Эндрю.

– А мне показалось, что кто-то кричал, малышка. Я как раз возвращался из салуна и целых три минуты торчал у твоего забора.

Мегги пришлось вытерпеть очередной поцелуй шерифа.

– Тебе только показалось. Кстати, крысы тоже хотят жить, Эндрю.

Женщина отстранилась от шерифа. Какое-то время она рассматривала лицо шерифа глубокими, манящими глазами, а потом, не спеша, направилась в дом. Эндрю Гастингс безропотно пошел следом. Он облизывал пересохшие губы и не видел ничего, кроме женской спины и талии.

«Не то, что моя старуха!», – решил Эндрю.

Сладкая до жути сила сжала его сердце, оно отозвалось пульсирующей болью, но эта боль вдруг тоже показалась Эндрю едва ли не райской.

Мегги тоже думала, но, в отличие от шерифа, спокойно и расчетливо. Ни пуля, ни крысиный яд не годились для будущего убийства, но Мегги пару раз переспала с городским врачом и знала о слабом сердце шерифа.

«Итак, больше виски и любви, – решила она и улыбнулась сама себе. – И кто сказал, что в нашем мире нет красоты, если в нем существует такая чудесная смерть?..»

Закончив рассказ, Алан откинулся на спинку стула. Он закрыл глаза и улыбнулся, невольно подражая своей героине.

«…Если все-таки существует такая чудесная смерть!» – повторил он про себя.

Через неделю рассказ напечатали в небольшом журнале «Литературный американский Иерусалим». Через неделю главный редактор попросил Алана написать еще «что-нибудь такое же». Алан легко согласился и в следующем номере появился его новый рассказ «Правда жизни в Нью-Кардифе».

Алана прорвало. Он писал рассказ за рассказом меняя только названия городов и неизменно сохраняя «Правда жизни в …».

На творчество начинающего писателя наконец-то обратили внимание – его стали ругать высокие литературные критики и «общественно значимые люди». Но в этом хоре голосов слышались неуверенные нотки. «Правды жизни в …» Алана Спенсера торчали из прочей вялой и, так называемой, высоко нравственной литературы как острые, гордые пики скал.

– Или как остатки зубов из десен, – желчно смеялся старик Адамс Гирланд.

– Эти сукины дети забыли, что человек – хищник и ему нужно мясо, – вторил ему Джеймс Роллинг. – Пиши, Алан, пиши. Подложи в кормушки этим литературным баранам немного свежей и кровавой дичи.

Мнение двух стариков-учителей уже мало интересовало Алана, но ему был нужен отдых от желчной критики и он терпел их. Алан работал много и упорно. Он научился критически смотреть на то, что пишет и со временем его рассказы стали выходить реже, но их качество – то есть умение автора работать с сюжетом – резко выросло. Грохот неумолчной пальбы на литературных страницах постепенно стихал и теперь, в новых рассказах Алана, едва ли не каждый выстрел имел свою коварную и непростую предысторию.

В конце концов рассказы кончились. Первая повесть Алана «Правда жизни в Алабаме» вышла через два года после начала его нового творческого пути. Критика разнесла ее в пух и прах, но Алана Спенсера – уже по всеобщему убеждению талантливого писателя – вдруг пригласил на вечеринку сам мэр города. Внимательно и жадно всматриваясь в глаза Алана, словно ища в них что-то очень важное для себя, мэр Армстронг пожал руку Алана и сказал ему несколько вежливых слов. Алан ответил тем же. Армстронг кивнул, соглашаясь неизвестно с чем, и представил Алана гостям.

После того, как хозяин вечеринки оставил Алана в покое, к нему подошла его дочь – красивая, тоненькая девушка с огромными, широко распахнутыми и чуть выпуклыми глазами.

– Вы просто чудовище! – взволнованно и, не подумав представиться, сказала она Алану. – Зачем вы все это пишете?

– Что? – вежливо улыбнувшись, спросил Алан.

Мэри Армстронг высокомерно вскинула голову.

– Всю эту мерзость и грязь.

– Но разве этой грязи нет в нашей жизни, мисс?

– В чьей жизни? – попыталась съязвить девушка. – В вашей?

– Знаете, мисс, – Алан почесал кончик носа, пряча за рукой уже откровенно снисходительную улыбку. – Если Господь Бог посылает дождь на праведных и неправедных, то так ли нравственна литература, которая забывает о последних?

– А зачем человеку дождь, если он валяется в грязной луже? – ледяным голосом сказала девушка и ушла прочь.

Упоминание Бога привлекло к Алану пастора-проповедника Майкла Томаса. Алан и раньше подозревал, что противоположенные характеры притягиваются друг к другу, но чтобы «притяжение» пастора вдруг оказалось таким сильным, он не ожидал. Уже за столом они оба так здорово накачались спиртным, споря о вере, что их диспут поневоле привлек к себе всеобщее внимание. Разумеется, все гости были на стороне знаменитого проповедника. Но чем больше ответов на каверзные вопросы Алана ему подсказывали вслух, тем больше тоски видел Алан в глазах своего собеседника. К удивлению многих вечеринка окончилась без скандала. Во-первых, проповедник Майкл Томас вдруг стал защищать Алана от некоторых уже откровенно враждебных выпадов гостей; во-вторых, Алан так умело держал себя в руках, что, в конце концов, были высмеяны его оппоненты, а не он; и, в-третьих, Алан сумел мастерски прервать спор тогда, когда он был еще интересен.