Владимир Анин: Аданешь

«Так! – подумал я. – Похоже, я где-то дал маху. Как же это я позволил ей додуматься до такого? Переехать ко мне… Это в мои планы не входит».

– Дорогая, – сказал я, стараясь быть как можно деликатнее, – боюсь, что вопрос о твоем переезде ко мне еще не назрел. Это, конечно, возможно, но не сейчас. И не в ближайшем будущем.

Вероника даже зарычала от досады. Сарафан застрял у нее на голове. Она с такой силой дернула его вниз, что он жалобно затрещал, рискуя разойтись по швам. Втиснув ноги в босоножки, взлохмаченная и разъяренная, она стремительно направилась к выходу. Я было бросился за ней, но сообразил, что сейчас не время разыгрывать трагические сцены, и остановился. Хлопнув дверью так, что из-под наличника взметнулось целое облако пыли, Вероника зацокала каблуками по лестнице, продолжая сыпать в мою сторону проклятьями. Звуковая изоляция в хрущевке оставляла желать лучшего, и я прекрасно слышал все, что она говорила, вплоть до того момента, как вышла из подъезда.

Взгляд мой упал на единственный в комнате стул. На спинке небрежно висели беленькие шелковые трусики, по всей видимости, нарочно забытые Вероникой. Я отпер ключом комод – он у меня всегда был заперт – и положил трусики в верхний ящик, туда, где уже лежала дюжина таких же да еще десятка два всевозможных лифчиков и чулок. Ох, женщины! Такое ощущение, что они искренне верят, будто ненароком забытая в доме любовника деталь женского туалета действует как безотказное приворотное средство. И почему они так стремительны в своих чувствах? Почему им всегда невтерпеж? Стоит лишь дать слабину, и они уже смотрят на твой дом, как на свой новый плацдарм. Уже придумывают, как переставить мебель, что докупить, какие шторы повесить на окна и какой палас постелить на пол, потому что – о ужас! – в квартире такой плохой паркет, его обязательно надо чем-нибудь прикрыть.

Быстро одевшись, я схватил чемодан, запер квартиру и сбежал вниз по лестнице. У подъезда стояла бежевого цвета «Волга». Водитель нетерпеливо прохаживался рядом. Увидев меня, он что-то пробурчал, с недовольным видом поглядывая на часы, подхватил чемодан и ловко закинул его в открытую пасть багажника.

Я сел на заднее сиденье и через пять минут, блаженно растянувшись на просторном диване, окунулся в сладкие объятия Морфея. Во сне я видел Веронику, которая, абсолютно голая, скакала вокруг меня с каким-то причудливым бубном и все время приговаривала: «Сволочь ты, Суворов! Не дам тебе банан». Неожиданно она подошла ко мне вплотную и крикнула в самое ухо: «Приехали!»

Я вздрогнул и открыл глаза. Таксист, повернувшись вполоборота, выжидательно уставился на меня.

– Шереметьево, – сказал он, видя, что я никак не проснусь окончательно.

Таксометр нащелкал четыре рубля восемьдесят копеек. Я дал таксисту пятерку, отказавшись широким жестом от сдачи – я улетал за границу, настроение у меня было приподнятое, и мне хотелось быть щедрым.

В аэропорту я быстро отыскал дежурную комнату пограничников. Часы показывали без десяти минут семь, но подполковник Залезайло уже был на месте, как всегда, в форме – ему нравилось щеголять в погонах. Рядом с ним стоял Гарик, по прозвищу «Самоделкин», из технического отдела. Прозвище свое он получил за исключительные способности изобретать совершенно потрясающие приспособления и механизмы. Много лет спустя, познакомившись с историями об агенте 007, я невольно сравнивал нашего Самоделкина с флеминговским Кью и каждый раз отдавал дань нашему, отечественному, гению, который в отличие от британского коллеги зачастую был обделен средствами, однако из простых, казалось бы, вещей умудрялся сконструировать нечто невероятное.

Вот и теперь он вытащил из кофра кинокамеру с фотоаппаратом и стал объяснять их особенности. На вид это были обыкновенные инструменты репортера, за исключением небольших деталей. В оба устройства были вмонтированы миниатюрные инфракрасные излучатели, работающие от обычной батарейки, и тепловизоры, что позволяло использовать их в качестве приборов ночного видения. Фотоаппарат известной марки «ФЭД» (для тех, кто не знает, поясню, что это расшифровывалось как «Феликс Эдмундович Дзержинский») был оборудован маленьким баллончиком, наподобие тех, что использовали в сифонах для приготовления домашней газировки. Маленькая кнопочка на днище «ФЭДа» приводила фотоаппарат в боевую готовность, а последующее нажатие на кнопку затвора выбрасывало мощную струю слезоточивого газа на пять-шесть метров. Кинокамера «Киев», как ни странно, ничем не стреляла: ни пулями, ни гранатами. Тем не менее, в рукоятке и в самом корпусе был спрятан заряд мощнейшей взрывчатки. Таким образом, при необходимости камеру можно было использовать в качестве небольшой бомбы.