Владимир Анин - Аданешь

Затем я отправился на кухню и стал накрывать на стол. Этому процессу я всегда уделял особое внимание. Мне нравилось, чтобы все было сделано в строгом соответствии с правилами этикета.

Не успел я завершить сервировку, как в дверь позвонили. На пороге стояла Вероника. Невысокого роста, худая, черноволосая, с немного вздернутым носиком и большими карими глазами, она радостно взвизгнула и бросилась мне на шею.

– Слушай, я у тебя целую вечность не была!

– Да, – согласился я, – дней десять уже прошло.

– Правда? А мне казалось, чуть ли не месяц… Такая жара на улице! Можно я душик приму?

– О чем речь! – ответил я. – Ванная в твоем распоряжении. А я пойду пожарю котлеты. Ты ведь, наверное, проголодалась?

– Уж-жасно!

Через десять минут Вероника заявилась на кухню, одетая в мой старенький халат и, довольная, уселась на табуретку. От нее пахло мылом и свежестью. Этот запах дразнил и возбуждал. Вероника без умолку стрекотала, пытаясь сообщить мне все новости, и даже не заботилась о том, интересно ли мне это. По ее, женской, логике я, безусловно, должен был от этой информации приходить в восторг. Поэтому мне время от времени приходилось ахать, восклицать «да ты что!» или «не может быть!» и при этом обязательно цокать языком и покачивать головой. Правда, делал я это по большей части машинально, поскольку слушал ее не очень внимательно. Сказать, что предстоящая поездка была для меня рядовой – было бы покривить душой. Африка! Я и мечтать не мог, что когда-нибудь попаду туда. О задании я почти не думал, потому что без дополнительной информации это было бы пустой тратой времени. Поэтому я думал просто об Африке. Мысли мои все чаще уносили меня в далекую Эфиопию, которая представлялась мне огромной банановой плантацией, где под каждым деревом сидит негр и продает жвачку, то есть жевательную резинку. Кстати, об этой самой жвачке. Для тех, кому покажется странным, что я думал о ней, поясню – в те далекие годы этой забавы для рта в нашей стране не существовало вовсе. Ее просто не производили, считая тлетворным и развращающим продуктом загнивающего капитализма. Поэтому у каждого советского человека жвачка ассоциировалась исключительно с заграницей, поскольку попадала к нам только оттуда.

Размышляя об Африке, я так увлекся, что чуть было не прокололся, когда на неожиданной вопрос Вероники, соскучился ли я по ней, машинально воскликнул:

– Да ты что! – И сразу спохватился, заметив ее озадаченный, переходящий в гневное недоумение, взгляд: – Как ты только могла сомневаться в этом?! Конечно!

Котлеты уже подходили. Я разлил вино по бокалам. Мы выпили, закусили ломтиками голландского сыра. Потом заели котлетами, оказавшимися вполне сносными, и, как это ни покажется странным, переместились в комнату на тахту, где и провели последующие несколько часов, придаваясь тому, что иные скромно называют любовными утехами.

Настойчивый звонок в дверь заставил меня вернуться в реальность. Я с трудом оторвал свои губы от Вероникиных и взглянул на часы – ровно пять тридцать. Вероника нахмурилась. В ее глазах читался вполне резонный вопрос: и кого это там черт принес? Мне ужасно не хотелось покидать ее страстные объятия, но долг – прежде всего.

– Дорогая, – сказал я, – боюсь, что мне пора.

– Куда? – недоуменно спросила Вероника.

В дверь опять позвонили. Я встал и, накинув халат, пошел открывать.

– Такси вызывали? – спросил прокуренным голосом пожилой мужчина в кожаной кепке со значком таксиста на околыше.

– Да. Спасибо. Через десять минут буду, – ответил я.

– Поторопитесь. У меня еще заказ, – буркнул таксист.

Я вернулся в комнату. Вероника сидела на тахте, поджав под себя ноги и обиженно надув губы. Молодое тело было безупречно, солнечные лучики, с трудом пробивавшиеся сквозь густую крону растущей за моим окном березы, беспечно бегали по ее груди веселыми зайчиками, будто бы нарочно указывая на самые привлекательные места.

Я невольно засмотрелся на нее, но, спохватившись, состроил извиняющуюся физиономию и сказал:

– Вероника, мне очень жаль, но меня внизу ждет в такси. Я должен ехать.

– Ну, хорошо, поезжай. Я подожду тебя.

– Это исключено. Меня не будет несколько дней. Так что, будь добра, быстренько одевайся и – домой.

– Ты меня выгоняешь?

– Нет. То есть да. Я позвоню тебе, как только вернусь.

Вероника вскочила и стала яростно натягивать на себя одежду.

– Суворов, ты все-таки сволочь. Так обмануть мои надежды! Я уже собиралась к тебе переехать, а ты…