Василий Лягоскин - Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке

– Ну, надо же, – изумилась такой буйной фантазии Наталья, на лице которой сквозь невозмутимость не пробилось ни горе, студившее душу, ни это самое изумление, – и не соврали ведь, собаки. Действительно из правительства – пусть не член, а советник, временно бездействующий. Вопрос – какого правительства?

Она позволила себе чуть заметно вздохнуть – вроде как от огорчения; от того, что вечер, точнее ночь, так замечательно начинавшуюся, испортили какие-то террористы. На самом деле этот вздох означал – советник правительства, членам которого сегодня никакие взрывы не грозили, только что вернулась на работу. Вот только взгляд, которым она одарила застывшего официанта, был далеко не рабочим. Мышка стрельнула игривым взглядом на красавчика и бросила на стол, рядом с блюдом, три стодолларовые бумажки.

– Вызови нам такси, – велела она с намеком на то, что ночь, несмотря ни на что, продолжается.

Абрам еще и помог дотащить неспособного пока ни к чему «кинооператора» до такси, за что был вознагражден еще одной бумажкой грязно-зеленого цвета. И успел услышать – как надеялась Мышка – название отеля, куда якобы отправилась парочка. Удивляться и размышлять на тему, что в «Бат-Яме» тоже хватало свободных номеров, ему не полагалось. Он так и простоял с полусогнутой спиной у освещенных ярче, чем днем, ступеней отеля, пока красные огни такси не скрылись за поворотом.

Адрес маленького отельчика Наталья назвала не случайно. Путь к нему лежал по извилистым улочкам арабского квартала, большей частью не освещенного. Здесь большие арабские семьи, живущие в домах предков десятками поколений, старались не допускать посторонних взглядов за высокие надежные стены. Ну и сами, естественно, взглядами за их пределами не шарили. Подполковнику Крупиной обочина дороги вдоль длиннющей стены, которую она десятки раз видела из автомобиля, вполне подошла. Она тронула таксиста за плечо – с заднего сиденья, где удерживала красавчика от сползания на бок, а потом на пол:

– Вот здесь притормози!

Водитель послушно притерся к обочине, не став глушить двигатель, и только потом попытался повернуться к пассажирам с недоуменным вопросом в глазах. Не успел – нежные сейчас, и одновременно безжалостные в неотвратимости действа пальцы, нажали на нужные точки, и теперь уже этого человека нужно было спасать от сползания под руль. Еще пара ударов, теперь уже кулачком по хребту, и пожилой еврей застыл скрюченным столбиком в той самой позе, в которую успел сползти. А Мышка уже не смотрела на него; она массировала пальцами, ставшими жесткими, как сталь, затылок, затем шейный отдел красавчика. Наконец один, достаточно сильный,

удар по щеке заставил того открыть глаза. В них пока не плескался ужас; этот боевик, а сотрудником спецслужбы он не мог быть по определению – израильтянин вряд ли бы спокойно смотрел на взрыв жилого дома – еще не успел подумать, что является сейчас единственным, очень нежелательным свидетелем случайного, и такого чудесного спасения Ирины Рувимчик. Наталья этот факт собиралась использовать на все сто. А значит, у этого свидетеля, лицо которого в свете далекого фонаря начало сереть, счет в жизни пошел на минуты. Последние.

– Чем больше ты сейчас расскажешь, дорогой, – Наталья сейчас, казалось, заполнила собой все пространство в немалом салоне такси, – тем дольше проживешь. Давай, пой!

И красавчик запел – яростно шепча, чуть ли не захлебываясь информацией. Имена, явки, события, что уже имели место и должны были произойти – их было так мало! Да и что серьезного мог сообщить обычный наблюдатель, который, оказывается, отирался на крыше отеля не первый день, и успел наглядеться и на саму Мышку и на ее домочадцев, и на Соломона, который весьма коряво попытался прошмыгнуть незамеченным к ним в дом. Про вакуумную бомбу малой мощности, разрушившую ее дом, Наталья и сама догадалась. О том, что это не только чей-то акт возмездия, или быть может, превентивный удар неведомого врага, направленный именно против нее, она тоже поняла, как только услышала о нескольких днях слежки. А вот о том, что это было еще и примеркой – к чему-то более грозному и ужасному – сообщил только что Хайрад-Дин. «Добро веры» – так переводилось это имя. Имя, несмотря на арабские корни, было афганским, как и сам красавчик, а вот воспитание и поведение Мышка назвала бы скорее европейскими. Не было в нем ни несгибаемости истинного «борца за веру», ни твердолобости моджахеда, готового погибнуть во славу Аллаха. И этим Наталья пользовалась. Увы – в каком месте и как громко должен был прогреметь новый взрыв, или взрывы, он сказать не смог. Афганец и про бомбу-то и ее применение именно здесь, в пригороде Тель-Авива, узнал лишь потому, что должен был отследить момент взрыва