Василий Лягоскин - Русские своих не бросают. Четвертая книга о Серой Мышке

Увы – бутылку со строгой наклейкой на французском языке, сообщавшей, что нигде, кроме провинции Шампань, настоящего шампанского больше не делают – уже держал Николай-старший. Наталья благосклонно кивнула ему, а потом и Инессе Яковлевне – когда отправила в рот первую ложку с наваристым борщом. Мычать от удовольствия она не стала, но заработала ложкой очень быстро; много быстрее, чем пристало княгине Мышкиной. Так она стучала ложкой по дну тарелки в детском доме, а потом в училище. На мгновенье пришло ощущение, что вокруг опять собралась большая дружная семья, и что… Тут ее взгляд наткнулся на грустные, ждущие чего-то глаза Соломона, и она, помедлив, кивнула – словно сейчас, на этот вечер, пустила его в свою семью.

С этого момента вечер потек совершенно непринужденно, легко. Слова и тосты рождались сами, и смех был абсолютно искренним. До тех пор, пока Николай-младший не засопел на руках отца.

– Так, – обвела всех взглядом подполковник Крупина, решившая, что наступил тот час, когда пора приступать к делу – к тому самому, с которым тут появился Соломон, – Емельяновы, спать!

На часах только недавно пробило половину девятого, но ни Лидия, ни Николай возражать не стали. Они уже знали, что когда Мышка говорит вот таким тоном, нужно не спорить, а беспрекословно следовать каждому ее слову. Потому что это был не каприз взбаломошной княгини, она же Ирина Рувимчик, а приказ командира – трезвый и абсолютно обоснованный. Емельяновы тут же шагнули к двери, чтобы получить новый приказ:

– Не туда!

Она махнула себе за спину; этот жест означал, что два Николая и Лидия будут ночевать сегодня в другом, неприметном особняке. Кровати там были такие же мягкие; удобства… Ну что можно было придумать еще, кроме самых нужных? Золотой унитаз? Ванную, инкрустированную бриллиантами? Лидка немного капризно поджала губы – поняла, что их банально выпроваживают. Николай понял больше – Наталья сейчас ограждала его семью от вестей, и, может быть… Нет – не может быть, а определенно – от неприятностей, что принес с собой этот бойкий старичок с мудрыми и грустными глазами.

Дверь за ними практически беззвучно захлопнулась, и Наталья перевела взгляд на домоправительницу.

– Спасибо, Инесса Яковлевна…

В этом «спасибо» старушка поняла и приняла не только благодарность за действительно вкусный ужин, но и слабо замаскированное пожелание: «А не погулять ли вам, дорогуша, на сон грядущий?». Она так и ответила, совсем без обиды:

– А я, пожалуй, пойду – погуляю. Чаю вам еще принести?

– Я сама, Инесса Яковлевна.

Домоправительница ушла; аккуратно, но громко хлопнув поочередно тремя дверьми. Наталья дождалась, когда хлопнет последняя, ведущая уже на улицу, и остановила тяжелый взгляд на Соломоне. Теперь никто не решился бы назвать ее Мышкой – трудно было представить себе такое существо или предмет, на которое мелкий серый грызун мог смотреть так требовательно. Соломон Моисеевич на несколько мгновений замер; он очевидно уже забыл, когда на него смотрели так. Может быть, первая учительница – еще там, в Одессе. Наконец он сглотнул тугой ком в горле, запил его остывшим чаем и начал:

– Той семерки, уважаемая Наталья Юрьевна, с которой вы познакомились прошлой осенью, больше нет.

– Я так поняла, вы вышли из нее, – ровным голосом констатировала Мышка.

– Я – да, – кивнул старый еврей, показав кипу, практически незаметную в его на удивление густых волосах, – добровольно. Еще трое – вперед ногами. Вам интересно, кто.

– Интересно, – теперь кивнула Крупина, – но это потом. Сейчас главное – почему это случилось, и чем это грозит всем нам?

Она поскромничала, не сказала: «Грозит миру», – но Соломон понял именно так; он продолжил «высоким слогом»:

– Грозит новым переделом мира.

– Ну, с тобой, Соломон Моисеевич, понятно, а при чем тут я? Где мир, а где скромная израильтянка Ирина Рувимчик?

Удивительно – этот старый еврей действительно казался своим; он даже мысли ее угадывал, словно прожил в этом доме не меньше, чем сама Мышка.

– Ирина Рувимчик могла бы просто укрыться на новом острове, или еще где – укромных мест в мире много, – грустно усмехнулся еврей, – а подполковник Наталья Крупина?

Нокаутом это для агента три нуля один не стало, но уважения к собеседнику в ее глазах явно прибавилось. В том числе и потому, что Соломон, называя это имя, наверняка понимал – сейчас он, быть может, подписал себе смертный приговор. И потому, наверное, вздохнул свободнее. И заговорил увереннее, совсем на равных с хозяйкой дома. Даже с небольшим акцентом снисходительности – мол, годы и нажитой опыт позволяют. Крупина не возражала – пой, птичка; главное – по делу.