Александр Хромов - Пламя, объявшее наши крылья

Ворон надеялся на свои силы, но гнетущие воспоминания о том злосчастном дне, разделившем жизнь на «до» и «после», непрестанно посещали его, вытягивая из измученной души малейшие краски.

Удар. Еще один. Оглушительный грохот и треск эхом раздавался по всей пограничной твердыне.

– С меня хватит! – стол с картами и чертежами замка оказался перевернутым, а восседающие за ним советники обратили свои ошарашенные взоры на взбешенного князя. Это был могучий человек с короткими темными волосами и густой бородой. – Тут и так все понятно. Я иду вниз.

– Но ведь их там целая лавина! – неуверенно выдавил из себя один из приближенных.

– Я не боюсь жалких сумасшедших оборванцев! – мужчина встал из-за завалившегося стола и повелел оруженосцам принести его доспехи и оружие. Пока приказ исполнялся, он в неистовстве бродил по просторному залу, не находя себе никакого места – все то, что он выстраивал десятками лет, рушилось у него на глазах. – Свободны!

Советники ушли, и лишь только одна рыжеволосая женщина осталась восседать в окружении опустевших стульев и лежащего вверх ногами стола. Ее вьющиеся локоны пышно ниспадали на грубое и плотное темное платье, на груди которого был детально вышит дивный красный феникс, расправивший свои пылающие крылья. Такая же величественная птица красовалась на тунике князя и его сюрко, что надевался им поверх грозных лат, закрепляемых ныне оруженосцами. Почитаемый герб семьи с честью и гордостью носился всеми ее членами.

– Ты не успеешь дойти до низа, Рикард, – спокойно заверила женщина, поправив упавшие на ее лицо огненные пряди. И, словно устав от всего происходящего вокруг, она томно поднялась на ноги.

– И ты туда же? – с ноткой удивления вопросил нахмурившийся князь, взирая на женщину.

– Еще чего. У нас есть десять минут на то, чтобы навсегда попрощаться с детьми, и еще десять, чтобы подготовиться к приходу гостей. Я уже чувствую смрад этих проклятых безумцев и поэтому советую поскорей закончить с первым пунктом, – равнодушный женский голос вовсе не выражал никаких эмоций, и незнакомому человеку подобное наверняка показалось бы до невозможности странным.

– Ты права, моя родная. Дети не виноваты, что мы не смогли их защитить. Они не должны разделить нашу проклятую участь, – поправив кольчугу, мужчина размял шею, готовый облачиться в металлический панцирь, заблаговременно подготовленный для него.

– Отец, я все слышу! – недовольный голос Ворона вклинился в диалог, и вскоре сам наследник показался в дверях. Лицо его было красным от услышанного, а черты лица явственно выражали решительность. – Я не собираюсь оставлять вас! Неужели ты думаешь, что я предам тебя? – торопливо проговаривал он. В руках его сверкал искусно выкованный и гравированный одноручный меч, хотя тело не было защищено ничем, кроме повседневной тканевой одежды.

– У меня нет времени, чтобы спорить с тобой, неблагодарное дитя! – повысил тон князь. Но ему было прекрасно видно, что упрямый Ворон не собирается так просто оставлять его одного в этот роковой час. – Не для того мы растили тебя столько, чтобы я видел твою чертову смерть! Где Анна? Не дай бог, ты напугал ее, – услышав свое имя, ожидавшая за дверьми темноволосая девушка неуверенно зашла в зал.

– С ней все в порядке, – голос Ворона стал менее эмоциональным, и, убрав меч в ножны, он обратил взор на рыжеволосую женщину, стоявшую тем временем уже с длинным посохом в руках. Он был похож на оплетенную бесчисленными веревками иссушенную ветвь какого-то крепкого белого дерева. – Мать, почему вы просто не уйдете с нами? Наш замок… – Ворон понизил свой тон практически до шепота, – он ведь обречен.

Юноша знал, что о существовании секретного тоннеля вряд ли известно захватчикам. Он представлял, как вместе с семьей садится на заблаговременно запрятанную лодку, и они все вместе уплывают по течению подальше от захваченной твердыни и поближе к спасительной столице. Всем бы хватило места. Все бы могли спастись! Но стылые глаза матери беспристрастно смотрели на него, не выражая абсолютно никакой реакции. Чувствовала она хоть раз за свою жизнь хотя бы тень радости или печали? Неужели с самого своего рождения она была обречена томным взглядом взирать на окружающий ее мир, даже ни разу не засмеявшись?

Ворон помнил, насколько сильно в детстве его пугало ее ледяное равнодушие, пустой взор и уголки губ, что никогда не были приподняты в улыбке. Когда они оставались наедине, ребенком, он в необъяснимом страхе убегал прочь к отцу – вспыльчивому и эмоциональному человеку, но при этом превосходному и благородному лидеру, обладавшему одним из самых надежных замков во всей стране.