Артур Аршакуни - Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга первая

Самого-то тебя что сюда привело, сына не своей матери? Не греховная ли эта нагота?

– Преклонный возраст – возраст мудрости, – продолжает разливаться Ал Аафей, – а мудрость пьет из своих источников наслаждения!

Молчи, сосед, молчи. Говорят не слова, а поступки.

Как известно уважаемому соседу, он, Иошаат, недавно овдовел и остался с четырьмя сыновьями и двумя дочерьми. Детям нужна женская забота и ласка. Да и по хозяйству тяжело управляться одному. В Назире девушек на выданье не так уж много, да и кто из них пойдет за старика? А приводить в дом вдовца вдовую старуху – кто тогда за кем будет ухаживать?

– Да, ты прав, – важно кивает Ал Аафей.

Бедность! Бедность – вот главная причина того, что Иошаат не смог найти себе жену в Назире.

– Поэтому я и решил найти хозяйку дому моему и мать детям моим здесь, на рынке Иевусовом. Мне не нужна красавица для утех, – были бы руки работящие да характер покладистый.

– Да, и тут ты прав, – снова кивает Ал Аафей.

Красивая и молодая невольница просто не по карману простому древоделу!

– Товар на любой вкус! – лениво растягивая слова, говорит хозяин. – Отрада для мужчины! Все они сведущи в науке неги и наслаждения!

– Нет, нет! – кричит Ал Аафей и подбирается к Иошаату поближе. – Нам не нужна сведущая!

– Так что же нужно и главное – кому из вас? – говорит хозяин.

– Мне, – говорит Иошаат, досадуя на соседа.

Вот ведь привязался! Кому дело, а кому – потеха.

– А, тогда понятно, – хозяин кивает головой, и тонкая, по-восточному едва уловимая ирония его вызывает смех собравшихся. – Тогда вот – совсем несведущие.

На помосте показываются новые рабыни, совсем еще девочки трех-пяти лет. Они поднимают руки вверх и заученно вращаются на месте. Смех усиливается. Иошаат гневно поворачивается, сжимая и разжимая ладони, и раздвигает толпу, чтобы уйти.

Защита бедного – гордость!

– Остановись, почтенный! – голос хозяина лишен лени и иронии; в нем звучит скорее удивление. – Прости, если мои слова обидели тебя. Знай, что обида – не помеха гордости, ибо расположены они в душе на разных уровнях. Есть у меня то, что тебя заинтересует.

– Откуда ты знаешь, что меня заинтересует? – ворчливо спрашивает Иошаат. Он доволен: ему удалось сохранить свое достоинство и не потерять уважения окружающих.

В ответ хозяин, улыбаясь, показывает рукой сначала на свой лоб, затем – на сердце и хлопает в ладони:

– Мириам!

Истошный крик верблюдов.

Иошаат вздрагивает и приходит в себя, но не от крика верблюдов, – он привык к нему и не замечает его, как и овечьего блеяния и перестука копыт, – а протяжного, полного сдерживаемой муки, стона женщины вслед за ним. Он торопливо подбрасывает хворост в очаг, поднимается. В сполохах пламени обычно смуглое лицо Мириам выглядит пепельно-бледным, и эта пепельная бледность пугает его еще больше.

– Мириам?

– Иди, – говорит она чуть слышно.

Иошаат понимает, что она удаляет его от себя – не дело мужчине находится рядом с женщиной в такую минуту, – но ему необходимо оставить за собой последнее слово, и это слово должно быть словом мужчины – взвешенным и рассудительным. Поэтому он какое-то время переминается с ноги на ногу и лишь потом идет к выходу.

– Пойду, – говорит он, – позову кого-нибудь на помощь.

В ответ, уже выходя, он слышит еще один, уже не сдерживаемый, а какой-то внечеловеческий, стон, и этот стон подгоняет Иошаата в спину, несмотря на ночь и непогоду.

Нескладно все получается. Когда теперь домой попадем? Положим, пока перепись подойдет, устроится и с обрядом обрезания, и с именем. Когда же пройдет срок очищения жены по закону, надо идти в Иевус, в храм, устраивать жертвоприношение – опять по закону. Ни козы, ни барашка он себе позволить не может, а совсем без ничего тоже нельзя! Даже два голубя – расходы. И – тоже по закону!