Вера Мосова - Суженый мой, ряженый

– Помогите! – услышал он вдруг слабый голосок и пригляделся повнимательнее. Голос вроде женский, а в лодке бабы не видно. И тут Тимоха увидел, что к берегу кто-то плывёт, в переливах играющей на воде дорожки виднеется голова. Из-за солнечных бликов он её сразу и не разглядел.

– Помо-ги-те! – снова раздался тот же голос.

Тимофей сбросил рубаху и кинулся в воду. Парень в лодке перестал грести, наблюдая за ним. Девица вцепилась в своего спасителя, лишь только он приблизился к ней. Тимофей, собрав все силы, потянул её к берегу. Когда они вышли из воды, лодка развернулась и поплыла прочь.

– Спасибо! – сказала девка, переведя дух, и смущённо опустила глаза.

Она была невысокого роста, с виду лет пятнадцати-шестнадцати. Лицо бледное, посиневшие губы мелко трясутся. Мокрый сарафан облепил стройную фигурку.

Тимоха протянул ей свою рубаху:

– На-ко вот, переоденься там, за кустами. Твою-то одёжу надо отжать хорошенько да подсушить немного.

Девица взяла рубаху и с благодарностью посмотрела на своего спасителя. Глаза у неё оказались огромные, серые, опушённые длинными чёрными ресницами. Парень невольно отвёл взгляд, а потом обернулся и смотрел ей вслед, пока её прямая спина с длинной косой не скрылась за кустами. В это время мимо проходил паренёк с удочкой, Тимоха спросил, нет ли у него спичек. Тот утвердительно кивнул, и вскоре на берегу был разложен небольшой костерок.

Когда девица вышла, возле костра уже лежал ствол старого дерева, подтянутый поближе к огню. Тимофеева рубаха едва доставала ей до колена, и она то и дело смущённо одёргивала её руками. Парень понимающе отвернулся, рукой указав ей на бревно. Она благодарно кивнула и, усевшись, натянула рубаху на колени. Он взял её одежду и повесил на длинную палку, воткнутую в землю тут же, у костра.

– Как тебя звать-то? – спросил он.

– Дарья Корнилова, – взглянув ему в глаза, бойко ответила девица. – А тебя я знаю, ты Аси Беловой брат, из Екатеринбурга. Только имя не помню. Мы напротив вашей бабушки живём. А Ася – моя подружка.

– Тимофей я, – сказал он, посмотрел на неё внимательно и добавил:

– Что-то я тебя там не видал.

– Зато тут увидал, – улыбнулась Дарья.

Она уже пришла в себя и немного повеселела.

– Как ты в воде-то оказалась?

– Ванька Кривов позвал меня на лодке покататься. Вот мы и катались. А потом он предложил выйти на том берегу да в лесочке погулять. Я отказалась, а он всё равно стал к берегу грести. Намёки всякие делал, мол, мы с тобой осенью всё равно поженимся, чего ты боишься, никто же не узнает. А вокруг, как нарочно, никого нет, все лодки там, вдалеке остались. Я сказала, что не выйду на берег, он начал тянуть меня за руку. Вот я изловчилась, выдернула весло из уключины, да и треснула его по спине. Он свалился, а весло-то о борт лодки лопастью задело и поломалось. Видно, я со страху-то долбанула со всей дури. А сама прыгнула в воду, да и поплыла на этот берег. Он очухался и за мной следом с одним веслом. Хорошо, что ты тут оказался, я, как увидала тебя, сразу кричать начала, иначе Ванька настиг бы меня. Вот и вся история, – улыбнулась смущённо Дарья.

Тимоха смотрел на девицу и удивлялся – с виду такая маленькая, беззащитная, а сколько же в ней силы. Сумела противостоять здоровому парню, да ещё и вплавь бросилась от него.

– А ты-то как тут оказался, спаситель мой? – спросила она с улыбкой. – Словно Господь мне тебя послал в нужную минуту.

Он сел рядом с ней на бревно и ответил:

– День у меня сегодня такой, что от всех убежать захотелось, одному побыть. Вот и забрёл сюда.

Может, и впрямь, Господь привёл.

Даша внимательно смотрела на него, словно ожидая объяснения, и Тимоха вдруг начал рассказывать ей свою историю. Он не знал, почему это делает, но чувствовал, что она его поймёт. Он то говорил, то замолкал, теребя при этом пальцы или сжимая их в кулаки, и снова продолжал говорить, словно выталкивал из себя свою боль.

И она поняла. Положила ладонь на его кулак и осторожно так погладила. А он свою ладонь поверх её руки и тоже тихонько погладил. И стало вдруг на душе его так легко, словно выплеснул он оттуда всё ненужное, освободился от обиды и боли и впустил взамен этого что-то хорошее и светлое. Так они и сидели, не разнимая рук. И молчали. И было в этом молчании какое-то дивное единение промеж ними. Никогда ещё Тимоха ничего подобного не испытывал.

Он и не заметил, как село солнце. Костёр почти погас, а они всё сидели, не замечая назойливых комаров, осмелевших с исчезновением дыма.