Дмитрий Коробков: Хирургия. Рассказы и повести

– Это у Вас всегда так? – взволновалась она, увидев меня, усаживающегося на свою кровать.

– Сам… ходил… в туалет! – победоносно прохрипел я.

Шли дни. Я потихоньку креп, соблюдая все предписанные рекомендации. Фарш варёной говядины из дома я добавлял во все блюда. Пил гранатовый сок. Скорейшее восстановление утраченного гемоглобина было основной задачей. Сырое яйцо заменили омлетом, стали давать хлеб. Отменили капельницы с уколами, оставив некоторые таблетки, что говорило о нормальном заживлении раны, которое шло своим чередом. И вот, наконец, настал тот день, когда мне разрешили самому отправиться в столовую.

Что ж, снова о еде? Словно книга «О здоровой и полезной пищи». Знатоки тамошней кухни брали с собой в столовую соль и прочие приправы, ведь большинство из них находились здесь именно в связи с болезнями вызванными нарушением правильного питания, что требовало не просто соблюдения диеты, а именно еды исключающей солёное, острое, жирное и тому подобное. Украдкой они отравляли свою полезную пищу всеми доступными средствами, включая кетчуп. Один из особенно одарённых больных умудрился накануне своей предвыписанционной гастроскопии поглотить принесённые ему гамбургеры. Товарищи откликнулись на просьбу своего кореша, соскучившемуся по «изысканной» кухне. В результате срок его выписки был перенесён на неопределённое время. Он был так удивлён и разочарован!

Я тоже никогда не был сторонником пресной еды. Однако желание скорее покинуть сию обитель превратило меня в удивительно послушного и даже примерного пациента. Кстати иной раз еда, предлагаемая за общим столом, мало отличалась от той, что приносили мне в палату по специальному меню. Однажды я даже стал невольным свидетелем разговора двух женщин за соседнем столиком, которые не могли прийти к единому мнению по вопросу крупы, из которой могла быть приготовлена поедаемая ими каша. Вероятно, именно консистенция данного блюда и длительность термической обработки не позволяла явно выделить вкус и форму приготовленного злака. Обед и ужин подобных споров не вызывал. Обед был главной трапезой дня. И первое, и второе были не просто сносными, а даже вполне себе приемлемыми. Вот только количество порции наводило на мысль, что её могли отобрать у воспитанников детского сада. Но это и правильно, ведь смиренный образ жизни не требует больших энергетических затрат. И вообще я, где то слышал, что человек должен выходить из-за стола с некоторым чувством голода. А ужин часто заставлял вспомнить поговорку, где его нужно отдать врагу. Может, разнообразие и было, но столь редкое, что практически незапоминающееся. В памяти твёрдо закрепились пара кусочков варёной свёклы, хотя, как свёкла может «закрепиться»? Бывала ещё свёкла тёртая, тоже пара ложек. Так что вечерняя трапеза дополнялась, или полностью заменялась запасами из холодильника, заботливо затаренным родственниками из списка разрешённых продуктов. Список был настолько скромен, что не требовал заучивания, но позволял скрасить часы вечернего досуга.

Как я уже отмечал, находящихся в больнице навещали их друзья и родственники. К чеченцу приходили регулярно. Чаще всего они уходили в холл, но если он лежал под капельницей располагались в палате. Подбадривали его, рассказывали новости.

К курящему дедульке не ходили. Врач допытывался у него о родственниках, которые могли бы принести ему хотя бы смену белья. Дедок уворачивался от прямых ответов. Было понятно, что родственники у него есть, а вот надежды на них нет.

Приходила жена истыканного иглами вояки. Не часто, ненадолго. К бомжу не ходил никто. Бомж постоянно спрашивал у кого-нибудь мобильный телефон для связи со своими соратниками.

Антона навещала мама, но, не заходя в палату. Он сам спускался к ней. На территории больницы были дорожки, лавочки с цветочными клумбами. Тёплая погода позволяла прогулки под весенним солнышком.

Меня навещали регулярно. В самом начале, когда ещё не все родственники знали, что именно со мной произошло, старший брат, среди других гостинцев, привёз мне сушки. Сушки я люблю. Как раз в тот день меня навещали жена с сыном. Сын посмотрел на сушки:

– Ты бы ему ещё грецких орехов привёз!

– А что такое, – не понимал он.

– Папе нельзя ничего твёрдого, – сумничал сынишка, – ему можно всё только мягкое и жидкое.

– Ну, я не знал. Тогда сушки тебе!

– Спасибо.

Я проводил взглядом хрустящие сушки с маком до лучших времён.